Мир, который сгинул - Роберт Хайнлайн (1951)

Ниндзя не убивает меня лишь потому, что недооценивает, как сильно у меня кружится голова после падения на старую кожаную стойку для зонтов. Тупой край штуковины бьет меня по плечу. Белый свет. Боль. Дурак, ты дерешься как Гонзо! Не вполне уверен, чей голос произносит эти слова, но он совершенно прав.

Ниндзя взмахивает штуковиной и наносит удар сплеча. Я откатываюсь. Моя рука безвольно повисает. Она не сломана, просто отключилась. Значит, в моем распоряжении только левая. Не торопись. Успокойся. Подумай. Он силен, а я опытен. Мой единственный враг – это время. Единственная угроза – страх. Сад мастера У, бесконечные занятия. Молчаливое одобрение Элизабет Сомс, вытаскивающей меня из пруда. Опять взмах штуковиной. Я шагаю вперед. Все мои конечности на месте. Штуковина с лязгом отлетает в сторону. Локтем бью ниндзя в нос, он бьет в ответ, и мы выкатываемся на улицу. Настоящие драки неприглядны. Лишь истинные мастера дерутся без видимых усилий. Я – не истинный мастер. Ниндзя тыкает меня в глаз. Мастер У бы жутко огорчился. Это никуда не годится. Я не в состоянии найти у себя в голове тихий уголок, чтобы драться с достоинством. Полегче, это мой первый бой!

Нинздя наносит второй удар и встает в защитную стойку, раздумывая, как меня убить. И тут раздается весьма характерный звук: БАЦ-ШКРрыч-хрусть-хрусть.

Ниндзя совершенно неподвижен. Он тоже издает звук – тихий и печальный, как детский упрек. И падает ниц. За ним оказывается Айк Термит с доской в руках.

– Я все правильно сделал? – спрашивает Айк. – Он на тебя напал. Вот я его и шмякнул. – Он помахивает доской, из которой торчат два гвоздя. К стене дома, готовые к использованию, прислонены запасные доски для забора. Подозреваю, старик Любич хотел использовать их иначе. – С ним все будет хорошо? Я ведь только хотел его вырубить.

В голове ниндзя две большие дырки, из которых лезет белая пакость. Он весь трясется.

– Я просмотрел все доски, – весело говорит Айк Термит. – Бог мой, сколько их там было! Никак не мог выбрать. А потом подумал: какая на фиг разница, чем его вырубать? Но разница, видно, была. Да? Из этой торчат гвозди…

Ниндзя затихает. В воздухе довольно сильно пахнет кровью.

– Мамочки! – говорит Айк Термит. У него на ботинке мозги. – Какая досада. – Он роняет доску и теряет сознание.

Мою жизнь спас мастер физического театра. Плохо дело. Увы, это еще не самое плохое в моем положении. Выясняется, что у покойника есть пять друзей – или, по меньшей мере, коллег – и сейчас они стоят в азалиях.

Ма Любич выплескивает из окна гостиной ведро мебельного лака. В основном попадает на Айка Термита, но и мне достается немало. Если это была попытка разбудить Айка и выпустить на свободу его чудовищные Мимские Силы, она провалилась. Айк лежит. У меня на брюках медовая дрянь. Если придется драться – а придется в любом случае – я буду весь липкий. Тут раздается на удивление невозмутимый и полный достоинства голос:

– Минутку вашего внимания, пожалуйста, – говорит старик Любич. – Вы на частной территории. Вас сюда не звали. Вы причинили ущерб моему дому. Я бы попросил вас уйти.

Пять ниндзя удивленно смотрят на него. Я тоже. Любич стоит рядом с ульями. Вернее, рядом с большим черным ульем, который он строил, когда я последний раз приезжал в Криклвудскую Лощину. Улей высокий, причудливой формы, остальные же – аккуратные белые домики. По всей видимости, отец Гонзо убежден, что этот улей представляет некоторую опасность.

Ниндзя так не считают. Они делают шаг вперед. Старик Любич пожимает плечами и открывает крышку улья. Затем, демонстрируя, что на старости лет он окончательно выжил из ума, дает улью крепкого пинка.