Мир, который сгинул - Роберт Хайнлайн (1951)

Я с прискорбием объясняю, что от этих разговоров у меня пересохло в горле. Теперь я намерен вернуться позже, через час или на следующей неделе, когда смочу слизистые оболочки. Вежливо отказываюсь продолжать беседу. Я так любезен, что почти груб. Я тактично покашливаю, давая понять, что меньше всего на свете мне бы хотелось напрягать свою многострадальную гортань, которая из-за бесконечных телефонных разговоров о судьбах миллионов причиняет мне страшные муки. Продавец зовет помощника (в ателье Ройса Аллена помощников пруд пруди; они носятся туда-сюда с образцами тканей, и время от времени из примерочных доносится голос самого Великого Портного: «Фредди! Будь любезен, покажи мистеру Кастерпрайсу ту голубую фланель, он хочет посмотреть, как она выглядит в сочетании с клеткой», и Фредди (или Том, или Филис, или Бетси) бегут на зов, опуская глаза, чтобы мистер Кастерпрайс не стеснялся своей частичной наготы), и мне подносят напитки. Я зависаю над дорогим скотчем, затем над арманьяком, но в конце концов останавливаю выбор на душистом кларете. Подношу бокал к носу и едва не теряю сознание. Вино пахнет старинными домами, дорогим деревом и темными тайнами, а еще ярким солнцем, бьющим сквозь ставни, и длинными порочными днями в кровати с балдахином. Это не вино, а целая жизнь, прямо в бокале. Я отпиваю. Огонь и фрукты омывают язык.

– О, весьма неплохо. – Наглая клевета! Сажусь.

Продавец немного успокаивается и спрашивает, не позвать ли самого Ройса Аллена. Нет, пожалуй, не стоит. Делаю еще глоток. Точно, не стоит.

Ройс Аллен – пухлый добряк с пальцами-сосисками и обязательной мерной лентой на шее. Поведение у него не столько елейное, сколько тонизирующее. Он выскальзывает из примерочных, словно угорь, радушно приветствует меня и сознается, что ждал моего прихода с того дня, как узнал о моем визите в Хавиланд. Он опасался, что меня переманит этот неумеха, Дэниел Пранг. Я клятвенно заверяю его, что никогда бы не польстился на дешевый гламур Пранга, и Ройс Аллен приходит к выводу, что я не только могущественный человек – а это большая редкость, сэр, – но и человек с хорошим вкусом. Дэниел Пранг начинал как отличный сапожник; довольствовался бы мужской обувью – цены бы ему не было! Первые ботинки Пранга были настоящей роскошью: изящные тонкие линии, стальная или серебряная вставка на каблуке и уникальный рельеф подошвы, по которому друзья клиента могли запросто узнать его следы. Увы, через несколько месяцев набойки разбалтывались, а джентльменам приходилось часто останавливаться и осматривать подошвы (ха-ха, всего лишь невинная шуточка, сэр, но вы же понимаете, о да, безусловно, понимаете).