Мир, который сгинул - Роберт Хайнлайн (1951)

Вот он я, носильщик, разгружаю горячий и вонючий санитарный джип вместе с другими ребятами, которым это не впервой. Никакой особой подготовки я не проходил. Мне дали нарукавную повязку и велели встать сзади. Чтобы идти первым, надо кое-что уметь. А именно:

1) бегать, когда сзади об твои ноги бьется голова пациента;

2) выдерживать вес человека, который у тебя за спиной;

3) передвигаться по полю боя, делая 1), и

4) уворачиваться от пуль.

Я потею (отчасти потому, что этим заняты все остальные, а я не хочу отставать). Как и Тобмори Трент, я не снял футболку. Смысл в том, чтобы один раз пропотеть и ходить в мокром, не теряя драгоценную влагу. Вокруг моего брючного ремня и под задом скопилась целая лужа пота – надеюсь, меня не щелкнет какой-нибудь пытливый журналюга, вздумавший «передать атмосферу сражения». Стать олицетворением войны за мокрый зад мне как-то не улыбается.

Далеко на западе есть Зеленый Сектор – тихий и безопасный; тамошние ребята, наверное, подыхают от скуки и думают, чем занять день. То же самое происходит у Красных Ворот, хотя недавно мы через них проезжали, и солдаты дали нам понять, что жизнь у них не сахар. Местный командир, похоже, идиот. Надо будет рассказать об этом Джорджу Копсену, когда вернемся. Ему нравится быть в курсе таких вещей.

Справа от меня на одном из участков боевых действий горит что-то очень большое (или что-то маленькое горит очень сильно). Дым валит так, что закрывает небо и отбрасывает тень на землю. Без сомнений, там Мордор, орки и чудовища, а горит Ородруин. Выглядит круто – в плохом смысле. Но, вроде бы это далеко. Тобмори Трент, Шаман Полевого Перевязочного Пункта, несколько минут назад велел нам остановиться и теперь пробует воздух, слушая тайные сигналы от собственных яиц, – так умеют только передние носильщики. Все молчат. Мне просто нечего сказать. Быть задним носильщиком – дело нехитрое: надо во всем подчиняться переднему. В моем случае это Трент. Он принимает какое-то решение и по узкому эллипсу направляется в сторону пожарища – мы спустимся к нему с севера.

Я шагаю за Трентом к Ородруину, думая, кем из хоббитов я хотел бы быть. Сдается, на поле боя мы так и не попадем. Я слышу выстрелы и, когда ветер дует в правильном направлении, даже чую их. Вижу взрывы и все прочее, но они крошечные, ненастоящие. Трент слишком рано остановил машину. Он начинает шагать быстрее и я, соответственно, тоже. Шум приближается. Мимо на большой скорости проносится бронетранспортер для перевозки личного состава, новенький и блестящий. Куда они торопятся? Когда в следующий раз генерал Копсен спросит, чувствую ли я себя при деле, попрошусь в дозорную службу.

– Нам туда, – говорит Трент.

Видно, он совсем расчувствовался, если так многословен. И как он определил направление? Бежать нам еще долго, и неизвестно, подвезет нас какой-нибудь БТР или нет.

Когда Трент велел водителю бросить нас черт-те где, второй задний носильщик был на грани совершения тяжкого греха. Он явно хотел задать вопрос. Именно так я определил, что он тоже новенький. Лейтенант, сидевший в джипе, совершенно лысый и сделанный, по видимому, из слоновой кости и пергамента, просто вышвырнул его на улицу. Трент со вторым передним носильщиком переглянулись, будто говоря: «Вот с каким дерьмом приходится нынче работать», и мы спрыгнули на песок. Джип с ревом укатил, и все успокоилось. Вокруг почти тихо, только на фоне далеких взрывов слышится странный, уютный шум, какой обычно издают домашние питомцы: топ-топ-топ ба-бу-бу-да-буум (только это не животные, а маленькие разрывные снаряды). Топ-топ-топ. Целое стадо питомцев (бум! – этот уже ближе), и все бегают вокруг, а в карманах у них, похоже, мелкие монеты или колокольчики на шеях, потому что слышится едва уловимое тинь-дилинь. Никаких животных здесь быть не должно. Тут опасно.

Тащу носилки. Иду за Тобмори Трентом.