История нового имени - Элена Ферранте (2012)

В основном она пользовалась телефоном, чтобы делать заказы. Из дома она почти не выходила – не хотела показываться с синяками на лице, – но покупки делать не перестала. Например, после моего блаженного купания и громких восторгов по поводу фена она позвонила и заказала новый фен – мне в подарок. Подняв трубку, она произносила волшебные слова: «Алло, говорит синьора Карраччи» и начинала торговаться и выяснять подробности, после чего соглашалась или отказывалась. Ей даже не приходилось платить – все местные торговцы прекрасно знали Стефано. Получая заказ, она с чуть заметной усмешкой расписывалась, выводя «Лина Карраччи» ровным, как учила нас синьора Оливьеро, почерком, и никогда не проверяла покупку, словно значение имели эти несколько букв на бумаге, а не приобретенный товар.

Лила купила несколько больших фотоальбомов в зеленых обложках с изображением цветов и наклеила в них свадебные снимки. Она и мне подарила довольно много фотографий, запечатлевших меня, моих родителей, братьев, сестру и даже Антонио. Эти фото она тоже заказывала по телефону. Как-то на одном из них я обнаружила Нино: на переднем плане стояли Альфонсо и Мариза, а справа от них, в углу, виднелось обрезанное лицо Нино: часть шевелюры, нос и рот.

– Можно мне вот эту? – неуверенно спросила я.

– Но тебя же на ней нет.

– Да вот я, стою спиной.

– Хорошо, я тебе напечатаю.

Но я уже передумала:

– Пожалуй, не стоит.

– Да ладно, мне не трудно.

– Не надо.

Но больше всего меня впечатлило приобретение кинопроектора. Когда фильм со свадьбы наконец смонтировали, оператор принес пленку и как-то вечером показал его молодоженам и их родственникам. Лила узнала, сколько стоит аппарат, заказала его и пригласила меня на просмотр. Она поставила проектор на стол в столовой, сняла со стены картину с морским штормом, ловко заправила пленку, задернула шторы, и на белой стене появились картины свадьбы. Это было настоящее чудо: фильм, снятый на цветную пленку, длился всего несколько минут, но заставил меня застыть с разинутым ртом. Я снова увидела, как Лила под руку с отцом заходит в церковь, как приближается к алтарю, где уже стоит Стефано, как они торжественно шествуют через парк Римембранце, долго целуются, входят в ресторан, танцуют… Я смотрела, как едят и танцуют родственники и друзья, как молодожены режут торт, как дарят бонбоньерки, как, оба уже в дорожных костюмах, прощаются на камеру: Стефано – весело, Лила – нахмурившись.

Я впервые видела себя со стороны и была поражена. В кадр я попала два раза. Сначала у алтаря, где стояла рядом с Антонио, – неуклюжая, нервная, очкастая девчонка, потом – за столом, рядом с Нино. Здесь меня было не узнать: я смеялась, поправляла волосы, крутила на руке материн браслет, двигалась легко и изящно и сама себе показалась милой и даже красивой.

– Смотри, как здорово ты вышла, – воскликнула Лила.

– Да брось, – слукавила я.

– Ты всегда хорошеешь, когда тебе весело.

Второй поразивший меня фрагмент фильма (я даже попросила Лилу отмотать пленку назад, чтобы посмотреть его еще раз, и она, не споря, исполнила мою просьбу) был связан с появлением братьев Солара. Оператор поймал момент, когда Нино выходил из зала, а Марчелло и Микеле в него входили. Братья держались рядом, плечом к плечу, оба в праздничных костюмах, оба высокие и мускулистые – результат многочасовых тренировок в спортзале. Нино проскользнул мимо них, задев рукав Марчелло; тот резко обернулся, скорчив злобную мину, но Нино уже исчез за дверью.