Белларион - Сабатини Рафаэль

— Я же говорила вам, что это наш верный друг и только его любовь ко мне и моему брату заставляет его горячиться. Хотя бы ради меня, будьте терпеливы с ним, синьор.

Карманьола приложил руку к сердцу и поклонился, всем своим видом показывая, что ради нее он готов вынести любые унижения.

— Как попало к вам это письмо? — спросил Барбареско.

Джанджакомо ответил ему, и Валерия укоризненно добавила:

— А мы даже не допросили посыльного, хотя Белларион настаивал на этом.

— Справедливо ли порицать меня за это, мадонна? — воскликнул Карманьола. — Что ценного он мог бы сообщить нам? Стоило ли тратить на него время?

— Почему бы и нет? Давайте займемся этим сейчас, — предложил Барбареско.

— Зачем?

— Ну-у, скажем, чтобы немного скрасить свой досуг. Все равно нам больше нечего делать.

— Синьор, вы, похоже, решили испытать мое терпение, — с трудом сдерживаясь, ответил ему Карманьола. — Если бы не присутствие здесь ее высочества… Ну хорошо, я велю доставить сюда этого малого.

Однако Валерия потребовала позвать также и всех капитанов, которые голосовали за вынесение смертного приговора Беллариону. Она сообщила им о том, что узнала сегодня от Барбареско, а когда стражники привели в зал посыльного, невысокого перепуганного паренька, сама взялась допросить его.

— Не бойся ничего, мальчик, — доверительно обратилась она к нему.

— Если ты будешь говорить правду и не станешь лгать, тебе вернут свободу.

Стоявший рядом с ней Карманьола склонился к ее плечу и негромко произнес:

— Не опрометчиво ли вы поступаете, мадонна?

— Опрометчиво или нет, но я дала слово, — не терпящим возражений тоном ответила она и вновь переключила свое внимание на посыльного.

— Когда тебе дали письмо, тебя наверняка снабдили еще и подробными указаниями, куда его доставить, верно?

— Да, синьора.

— Что это были за указания?

— Какой-то рыцарь взял меня с собой на бастион, где находились еще несколько рыцарей и солдат. Один из них указал рукой за крепостную стену и велел мне идти туда. Если меня остановят, сказал он, я должен был спросить синьора Беллариона.

— Тебе советовали идти осторожно, скрываясь?

— Нет, мадонна, как раз наоборот: не таясь, чтобы меня заметили. Я говорю чистую правду, мадонна.

— На какой стороне расположен тот бастион, куда привел тебя рыцарь?

— На южной, мадонна, возле южных ворот; клянусь Всевышним, я не лгу вам.

Принцесса подалась вперед, и не одна она выдала движением свое волнение.

— Тебе сказали, чьи солдаты занимают осадные линии в том направлении, в котором тебя послали, — или, быть может, ты сам знал об этом?

— Я знал только то, что там солдаты армии Беллариона. И еще мне сказали, чтобы я шел все время прямо, никуда не сворачивая.

— Что ты мелешь? — вырвалось у Уголино да Тенды.

— Я говорю правду, чистую правду! — в ужасе воскликнул паренек. — Пускай Господь поразит меня немотой, если я солгал!

— Успокойся! Успокойся! — увещевающе обратилась к нему принцесса.

— Не сомневайся: мы знаем, что ты говоришь правду. Продолжай в том же духе и ничего не бойся.

Может быть, ты слышал какое-то имя, которое упоминалось в связи с тем сектором осадных линий, куда тебе велели идти?

— Слышал ли я? — задумался паренек, и его лицо прояснилось. — Да, да, я вспомнил. Они говорили между собой и называли имя какого-то Кальмальдолы или Кармандолы…

— Карманьолы, — вставил да Тенда и презрительно расхохотался. — Теперь мне понятно, с какой целью Теодоро отправил это письмо.

— И что же вам понятно? — с презрением в голосе спросил Карманьола.