Слезы темной воды - Корбан Эддисон (2015)

Утро было такое же мрачное, как тучи на сердце у Ванессы. За обычные ежедневные занятия она взялась с усердием монастырского послушника, но разум ее переполняли мысли о другом. Горячая вода в душе разбудила ее, но не успокоила. Капучино показался ей горьким. Даже скрипка Биссолотти казалась расстроенной, хотя она сыграла «Вокализ» Рахманинова и двадцатый каприс Паганини без ошибок. Квентин преследовал ее, наполнял ее душу тоской, которую она была не в силах побороть.

Двадцать два дня прошло с тех пор, как его выписали из НРГ. К его возвращению она подготовилась, не жалея средств: расставила фотографии из его путешествий в рамочках, постелила свежее белье на его кровать, настроила рояль, купила «сони плейстейшн» и целый набор самых новых видеоигр. Она надеялась, что родные стены ускорят его выздоровление, но эффект получился прямо противоположный. Вместо того чтобы освободить, дом заключил его в мавзолей, в котором все напоминало о смерти отца и о его собственной беспомощности.

Раньше на лестнице он перепрыгивал через три ступеньки, теперь же не мог подняться по ней, не держась за перила. По деревянному полу он когда-то катался в носках, а теперь был вынужден ходить в туфлях на резиновой подошве, чтобы не поскользнуться. Лодки на причале оказались вне пределов досягаемости, как, впрочем, и сам причал. К игровой приставке и роялю он вообще не прикасался, как Супермен к криптониту, и отказывался говорить почему. Один из его врачей объяснил ей, что происходит. Он боялся, что его пальцы не справятся с задачей. В его представлении лучше было вообще не пытаться, чем попробовать и убедиться в своей правоте.

Депрессия овладела им в течение нескольких часов после того, как он переступил порог родного дома. Он спрятался в себе и отгородился от внешнего мира, спал до полудня, отказывался от лекарств, сидел, укутавшись в плед, на террасе и смотрел на реку, не замечая все более беспокойных попыток Ванессы чем-то его занять. Она перепробовала все методы, которые срабатывали в госпитале, но ничто не помогало. Музыка его раздражала, как и послания Дэниела. Даже электронные письма Ариадны не поднимали ему настроения.

Она поставила скрипку на подставку и провела рукой по роялю, вспоминая сонаты, которые они репетировали вместе по выходным и изредка исполняли перед родными и друзьями. «Сможет ли он когда-нибудь снова играть? – подумала она, но тут же одернула себя и покачала головой. – Не ходи туда. Ты должна быть сильной, ради него».

Ванесса позавтракала яичницей с тостами. Она услышала стук в дверь и пошла открывать. На пороге стояли Кертис и Ивонна. Она пригласила их войти. Предстоящий день наполнял ее страхом. Ее пугали часы, которые нужно будет провести с Кертисом в машине по пути в суд, ей было страшно оставлять Квентина с Ивонной. У нее не было сил разговаривать. После перестрелки отношения с людьми сделались скучными. Все хотели добра, но никто ее не понимал. Ей не нужны были ни сочувствие, ни цветы, ни угощения, ни телефонные звонки. Ей было нужно, чтобы ее сын вернулся к ней.

– Как он, дорогая? – спросила Ивонна, обняв Ванессу.

– Спит, – ответила она, не вдаваясь в подробности.

Ивонна кивнула:

– Разумеется. Не волнуйся. У нас все будет хорошо.

«Банальности, – подумала Ванесса. – Как это утомительно». Стараясь держаться мужественно, она взяла пальто.

У двери она остановилась и обернулась. Кертис прочистил горло и встретился с ней взглядом:

– Тут у Ивонны возникла одна мысль. Разумная. Я думаю, тебе стоит к ней прислушаться.

«У всех возникают мысли», – с раздражением подумала Ванесса, глядя на него.

Ивонна печально вздохнула:

– Да. Я подумала, наверное, для него будет полезно завести друга своего возраста. Представляю, как ему одиноко.