Сказания Меекханского пограничья. Память всех слов - Роберт М. Вегнер (2015)

Приор Энрох, расспрошенный об этом, лишь улыбался и пояснял, что туман появляется несколько раз в году вместе с изменением направления ветров, что веют над океаном. Когда теплый воздух от горячих болот подходит к морю и сталкивается с холодным утренним бризом, стена тумана может встать на сто футов ввысь и кажется тогда огромной периной, которой Милостивая Госпожа прикрыла кусочек острова. Испарения густы, словно молоко, и нужна сотня сильных магов, чтобы их разогнать. Как легко догадаться, сеехийцы умеют предвидеть его появление.

Они ударили на рассвете силой тридцати племен, соединенных в камелуури. Воинов у них было не больше, чем у захватчиков, но сражались они на своей территории. Не позволили несбордийцам поставить стену щитов, из-за которой лучники ударили бы по хуже бронированным аборигенам. Лишили их зрения, разъединили на небольшие отряды и отрезали от пляжа и кораблей, на которые остатки северных мореходов попытались было отступить. И выбили до последнего человека.

Когда набожный старик рассказывал об этом, глаза его живо светились, а движения обретали необычную точность. Вместо члена монашеского ордена появлялся солдат – даже больше, офицер. Это было знание, которым не мог обладать Альтсин-вор, в отличие от Альтсина-дурака, одержимого богом. Просто напрашивался вопрос, где Энрох служил и какие жизненные ветра занесли его меж ласковых ладоней Великой Матери.

Альтсин уклонился и не стал об этом спрашивать.

Потом приор печально рассказал, как остатки несбордийской армии, отчаявшиеся группки по несколько – до десятка – человек, подходили под стену и бросали оружие, моля, чтобы их впустили в город. Камана отказала, возможно тем самым спасая собственное существование. Потому что, не стань она сопротивляться захватчикам или дай им приют, сеехийцы наверняка бы ее уничтожили.

И для этого вовсе не понадобился бы штурм стен: хватило бы просто прервать купеческие пути, уничтожить караваны, которые осмелились бы выйти за пределы города, отрезать Каману от воздуха, каким была для нее торговля, – и судьба города оказалась бы предрешена. Он продержался бы некоторое время, подвозя морем провиант, вот только что бы это дало? Город существовал для обмена товарами с местными племенами. Без торговли он становился ничем.

Альтсин глубже нырнул в полумрак улиц. Внизу магазины, над ними мастерские, на самой вершине – жилые помещения, где в комнатках размером десять на двенадцать футов гнездились шесть, а порой и восемь человек, спящих на ярусных нарах, словно солдаты в казармах. Но они принимали это без жалоб: в Камане не многим хотелось селиться навсегда – сюда приезжали с континента, чтобы пожить несколько лет, трудясь от рассвета до заката, и вернуться в родную сторону с несколькими кошелями, набитыми золотом.

Конечно, при условии, если весь дом не свалится на голову.

Альтсин вышел на одну из четырех торговых улиц, которые на первый взгляд казались необычайно широкими, но при ближайшем рассмотрении становилось понятно, что в них всего-то несколько десятков шагов в каждую сторону. Именно в таких местах вставали странствующие продавцы быстрой еды, представители профессии, единственной в своем роде, которых вор впервые увидел именно здесь. Повозки их ездили улицами-туннелями, тарахтя по брусчатке, а хозяева прямо под дверями магазинов продавали горячие супы, лепешки с грибами, ветчиной или плодами моря, разведенное вино и другие вкусности, которыми человек мог набить брюхо во время короткого перерыва в работе. Так жила бóльшая часть города, засыпая в тесноте, как преступники в тюрьме, непрестанно в трудах и питаясь абы чем из движущихся лотков.