Лесная герцогиня - Вилар Симона (1997)

Но через несколько дней Эмма сама познакомилась с местной ведьмой. Как-то на закате, когда Эмма сидела на галерейке за прялкой, с которой должно было сойти одеяльце для будущего ребенка, она услышала какой-то шум за оградой, а работники, пилившие дрова на хозяйственные постройки, замерли, уставившись на что-то в проеме открытых ворот. И тогда Эмма увидела лохматое, озирающееся по сторонам существо, в котором сразу узнала виденную недавно колдунью. Следом бежали мальчишки, улюлюкали, даже кидали камни. Когда Эмма прикрикнула на них, они отстали, а Ута, заслышав ее голос, сразу засеменила к ней. Сказала, глядя исподлобья:

– Не поможешь ли ты мне?

И она протянула руку, темную и раздувшуюся от нарыва.

Эмма отложила работу и взглянула на женщину. Маленькая, сморщенная, худая – острые скулы сейчас словно прорвут кожу над впавшими щеками. Но торчавшие в разные стороны колтуны бурых волос – без единой седой пряди; бог весть сколько ей лет. В темных глазах страх затравленного зверя, кажется, одно резкое движение – и она бросится прочь, умчится в свое убежище под корягами. И воняло от нее ужасно.

Руку пришлось вскрыть от локтя до запястья. Очистить и, чтобы уменьшить боль, приложить примочки из белладонны и коры дуба. Продолжалось это довольно долго, и за все время Ута не издала ни звука, только лицо ее под слоем грязи стало совсем бескровным. Когда она уже с перевязанной рукой сидела с отрешенным видом, чуть покачиваясь, Эмма, чтобы отвлечь ее от боли, стала разговаривать с ней, задавать вопросы. Нехорошо, когда человек так сосредоточен на своих муках.

– Почему ты пришла ко мне, а не в монастырь? Там ведь есть лекарь.

– Да, я знаю, – спокойно ответила Ута. – Толстяк Иммон. Может, он и в самом деле лекарь, но я не люблю длиннополых попов, разрушающих старые алтари наших предков. И презираю их молитвы.

Богохульные речи. Эмма нахмурилась.

– Ну а я? Я ведь тоже христианка и часто молюсь. И все же ты выбрала меня?

Впервые Ута перевела на нее взгляд.

– Весть идет – в долину Белого Колодца упала звезда. Люди видели ее свет на небе – и появилась ты.

– Ну нет, – засмеялась молодая женщина. – Спроси кого угодно, я прибыла еще до того, как появилась комета.

Но Ута словно ничего этого не слышала.

– Ветер несет по ветвям деревьев весть, птицы разносят ее по небу, даже вода в ручьях умеет рассказывать. И я знаю, что в глуши Арденнского леса появилась звезда – женщина столь прекрасная, что даже лесные феи и девы попрятались, стыдясь того, что никто уже не назовет их красивейшими.

Она говорила, как когда-то известный Эмме друид Мервин. Она невольно заслушалась, немного зачарованная и довольная столь необычной похвалой.

– Разве может беременная женщина соперничать с легкими лесными духами?

– Может, еще как! Ее материнство – то, что несет ей счастье. Это я вижу сейчас. Тебе никогда не придет желание избавиться от ребенка, обронить его в очаг или завалить каменьями. Даже если ты будешь голодать. А значит, силы добра в тебе главенствуют над мраком, обступающим смертного. И эта доброта, как звезда, сияет в тебе и отгоняет все темное, что хочет протянуть к тебе руки.

– Ну, – невольно фыркнула Эмма, – раньше меня мало кто мог бы назвать доброй.

Ута уже поднялась и пошла к выходу. Эмма хотела ее остановить, уж лучше той переночевать в усадьбе, чтобы она могла еще раз перевязать рану.

– Не стоит, – хмуро оглядываясь, жалась к двери колдунья. – Я сама кое-что смыслю. Будь это левая рука, могла бы обойтись и сама.

Эмма различила раздражение в голосе. Что ж, она больше не станет ее уговаривать. Не такое уж и счастье вдыхать в себя вонь лесной ведьмы. Пусть уходит, ибо она не такая уж и добрая, как говорит Ута. Но, задержавшись в дверях, Ута проговорила, словно прочитав ее мысли:

– Ты была очень добра со мной. А Ута никогда ничего не забывает.