Молот и «Грушевое дерево». Убийства в Рэтклиффе - Филлис Дороти Джеймс, Т. А. Критчли (1971)

Вероятно, давая показания, миссис Орр сказала правду: они говорили о ее доме и окружающих его территориях. Но не исключено, что она неправильно истолковала значение того, что было обычной непринужденной беседой. Зачем бы Уильямсу понадобилось задавать эти подозрительные вопросы? За три года он не в первый раз останавливался в «Грушевом дереве», возвращался сюда после каждого плавания. Эта гостиница буквально примыкала к задворкам дома миссис Орр. Уильямсу стоило только выглянуть из окна своей комнаты, чтобы понять, что с чем граничило. В доме миссис Орр он оказался не впервые – дом был ему хорошо известен. И к тому же ничем не отличался от других скромных жилищ в округе. Показалось подозрительным, что Уильямс не давал хозяйке впускать сторожа, но это вполне естественно. У него не было оснований любить сторожей. Не этот ли самый человек прервал его развлечение, когда он плясал с товарищами в «Грушевом дереве» и ему пришлось угощать музыкантов в баре?

Если вдуматься в факты, объяснение приходит само. Миссис Орр услышала шум, словно кто-то ломится в дом. После продолжавшегося некоторое время разговора вошел Уильямс. Отнюдь не исключено, что стамеску оставил другой человек, который видел, как Уильямс скрылся внутри, а сторож ее нашел, потому что этот неизвестный хотел, чтобы он ее нашел.

Но самое удивительное происшествие в этом деле – находка складного ножа. Похоже, все, что с этим связано, – сплошная неправда. Хэррисон утверждал, будто впервые узнал о ноже, когда Уильямс предложил залезть к нему в карман за позаимствованным у Хэррисона носовым платком. Эта история подозрительным образом перекликается с сюжетом о взятых Уильямсом чулках, которые, как утверждалось, он стирал после убийства Уильямсонов. Не слишком ли часто этот хоть и живущий в ночлежке, но привередливый молодой человек не гнушался пользоваться личными вещами соседей по комнате? Но если история с платком не выдумка, странно, что Уильямс предложил Хэррисону, не числящемуся в его друзьях, залезть к нему в карман, особенно если там лежал нож, купленный недавно специально для убийства. Однако нож мог оказаться там случайно, быть невинной покупкой. Наверное, Уильямс его открыл, демонстрируя Хэррисону красоту лезвия. Кто-то из них двоих должен был открыть этот складной нож, иначе откуда стало известно о шестидюймовом лезвии, достаточно прочном и остром, чтобы располосовать до позвоночника три не тоненьких шеи? Такой не станешь хранить открытым в кармане – он бы измочалил всю подкладку и повредил пальцы полезшего за платком Хэррисона. Так что Уильямс, рассказывая Харту о своем приобретении, должно быть, показал лезвие. Это был изящный нож с рукояткой из слоновой кости – достойная щеголя вещица. Уильямс, наверное, гордился своим ножом. Странно, что в «Грушевом дереве» больше никто не видел его завидной покупки.

Но если до этого момента историю можно назвать странной, то утверждение Хэррисона, что он раньше не упомянул о ноже, поскольку это не пришло ему в голову, не поддается никаким объяснениям. И это говорит человек, с самого начала подозревавший Уильямса, человек, по ночам подкрадывавшийся к его кровати в надежде расслышать слетающие с губ компрометирующие слова, пока Уильямс беспокойно вертелся в постели или мурлыкал фразы из пьяных песен. Именно Хэррисон бегал к миссис Вермилло (а не в полицию), если удавалось узнать что-то порочащее Уильямса. Он бы сразу ухватился за такую находку. Кстати, сам это и признавал – говорил, что обыскивал морской сундучок подозреваемого, заглядывал во все углы «Грушевого дерева». Почему же он забыл сказать об этом магистратам, хотя нагружал их гораздо менее важной информацией? Его усердные поиски ничего не дали, несмотря на то что он жил в гостинице и имел возможность тратить на них все свободное время. Мест, где можно спрятать нож, не так уж много. Удивительно, что неутомимый Хэррисон пропустил такое очевидное, как дыра в чулане.