Несмотря на любовь и поддержку Колин, равно как и помощь всех родных (как его, так и Ким), физическое и умственное истощение все больше подкашивало Уилла. Когда Ким возвращалась из командировок, она всегда проявляла готовность забрать сынишку к себе на выходные или праздники, чтобы дать передышку Уиллу. Но дома она бывала недолго и потом снова уезжала за рубеж, в Афганистан или какую-нибудь другую страну. Попытка совмещать работу на полной ставке с уходом за сынишкой незаметно, но верно подтачивала силы Уилла, сказываясь на его самочувствии и настроении (особенно когда ему приходилось вставать по шесть раз каждую ночь, чтобы проверить снабжение Оуэна кислородом).

Колин начала беспокоиться, что нарушенный сон отразится на его работе инженера по техническому обслуживанию вертолетов. Ведь от того, насколько точно Уилл выполнял свои обязанности, зависели жизни военнослужащих. А он уже давно забыл о полноценном ночном сне. Уилл отправлялся на базу невыспавшимся и вялым, хотя ему иногда приходилось обслуживать по восемь вертолетов. Колин боялась, как бы не наступил тот момент, когда выход на работу для него в таком состоянии стал бы верхом безответственности.

А когда Оуэн пошел в школу, нагрузка на семью возросла еще больше: мальчика надо было отводить в школу и забирать из нее, а посещения занятий совмещать с процедурами, назначенными врачами, и визитами к диетологу.

Зная о его непростой ситуации дома, начальство всегда шло на уступки Уиллу. Но он давно не ездил в командировки, а в Сирии разгорался военный конфликт. Родных пугала маячившая перед ним перспектива оказаться в такой горячей точке, и они даже не представляли себе, как смогут приглядывать за Оуэном, когда и Колин, и Ким – обе работали полную неделю.

Колин вскоре уверовала, что решение есть только одно: Уилл должен уйти из ВВС. Конечно, она понимала, насколько трудно дастся ему это решение. Но Уилл категорически не соглашался с тем, чтобы она бросила свою работу и посвятила все свое время уходу за его сыном (хотя она была готова пойти на это в случае очевидной необходимости). Так что выход оставался один.

Уилл мог, конечно, попытаться устроиться на другую работу, но едва ли другой работодатель стал бы входить в его проблемы, что неминуемо отразилось был на их и без того стесненном финансовом положении. Жить на зарплату одного человека в семье им было бы очень тяжело. Но для Колин было также очевидным, что Уилл должен провести следующие несколько лет с сыном. «Между ними прекрасные отношения, – говорила она. – Но никто из нас не знает, как долго им суждено быть вместе».

Когда она впервые намекнула Уиллу о перерыве в карьере ради постоянного ухода за Оуэном, он огрызнулся. Уилл с юности служил в ВВС, вдохновленный примером своего дяди, майора авиации. Он любил свое дело и отдавался ему всей душой. Не так давно он получил повышение по службе и надеялся однажды стать сержантом. Он служил и дома, и за рубежом за Королеву и страну, и мысль о том, чтобы стать для семьи «нахлебником», как он выражался, и получать только скупое пособие по уходу за сыном-инвалидом, претила ему.

Колин и родные Уилла не преминули заметить, что он не только заработал себе право на увольнение после пятнадцати лет верной службы, но что он будет с удовольствием «отрабатывать» каждый пенни пособия на ребенка. К тому же Колин надеялась, что у него появится время не только на небольшие радости и для себя (Уилл любил рисовать и играть в гольф), но и на простой человеческий отдых. А он его, безусловно, заслужил за шесть напряженных, стрессовых лет, что минули с того горького дня, когда Оуэну поставили точный диагноз.

Уилл мучительно раздумывал, как поступить. И, в конце концов, Колин спросила его без всяких обиняков: «Чего ты хочешь больше всего?» «Я хочу быть с Оуэном», – сказал Уилл. «Вот ты и принял решение», – поставила точку Колин.