Пророчество Паладина. Негодяйка - Марк Фрост (2015)

И, двигаясь по ним, он может попасть в любое место в Небытии. Он знал, чтобы определить это, существует особое слово, и оно всплыло в его сознании.

Вездесущие.

Потом в поток его сознания начали проникать другие образы, поступавшие из какого-то внешнего источника, и, переводя их в более легкий в обращении контекст, он начал воспринимать «мысли».

Это «дом». Это «то, что мы есть». Они все «едины». У этих форм жизни коллективный разум.

Значит, Аджай был прав. На этом самом первичном, базовом уровне они все связаны. И он, очевидно, вступил в контакт с источником или средоточием этого разума; Джерико, подумал он, мог бы назвать это «великим духом». Уилл глубоко вздохнул и решил нажать чуть сильнее, спроецировать себя глубже, пока не достигнет той точки, в которой «они» превращаются в…

Мы. Мы суть Один.

Он воспринял это не в словах, но с помощью кристально ясных картин, передававших идеи. Почти как иероглифы. Многого он не знал и вначале не мог проникнуть в их смысл. Но потом обнаружил, что немногие понятные ему даются без усилий, а за ними постепенно последовали и остальные, и наконец возникли более связные мысли.

Мы боимся Их. Тех, что Наверху. Они Творцы. Те, что Пришли После. После Начала.

Они Изменили Нас.

Уилл решил задать вопрос, конструируя его из тех же самых символов:

Кто Они?

В ответ возник образ существ, которых цветы называли «Творцами», – высоких, грозных, страшных фигур, монолитных, окутанных плащом тьмы, с лицами, скрытыми в глубокой тени. Группы таких существ возвышались над растениями со зловещими намерениями. Уилла охватил страх.

Его затопил поток эмоций; «чувства» показались ему наименее чуждым в растениях, и Уилл понял, что ему рассказывают всю историю их существования.

Он стал свидетелем самого процесса их создания, того, как эти существа перешли от идеи жизни, от чертежа, реализуемого с помощью каких-то загадочных средств, к примитивным физическим формам, которые медленно, очень медленно начали эволюционировать, прорываться из земли к свету и жизни, к пробуждению чувств. Далее следовал бесконечно долгий период смены жизни и смерти – физического умирания, но не исчезновения, сохранения силы рода и духовного плана – длительное мирное существование.

А затем, откуда ни возьмись, – мучительное яростное уничтожение; Уилл понял, что существ вырывали из земли, срывали с корней. Перенесли в какое-то стерильное, абсолютно чуждое, в основном металлическое окружение. Лишили питания, воды, естественного освещения, резали, разрывали на части и снова сшивали – отвратительные, бессердечные эксперименты.

Уилла словно захлестнула волна огня, от приступа резкой боли он едва не согнулся вдвое. Никакой границы между ним и этими существами больше не было. Он чувствовал то, что чувствовали они, знал то, что знали они.

Они Изменили Нас.

Теперь частью их природы стало что-то еще. Некое далекое, нежеланное другое. И сквозь эту боль Уилл ощутил странное и мощное родство с этими существами.

Я знаю, что ты чувствуешь, брат.

Во время этого обмена он получил другое отчетливое впечатление: он может вести с ними более глубокий диалог.

И тогда, пользуясь своими картинами, как годовалый малыш, сражающийся с элементарными кубиками языка, Уилл спросил:

Где Творцы?

В ответ он мгновенно получил многочисленные картины Небытия. Целый их поток, такой быстрый, что он с трудом успевал обрабатывать увиденное.

Он увидел нечто вроде огромной крепости или города (в голову ему пришло слово «цитадель»), эпическую постройку, врезанную в пологие холмы перед величественным горным кряжем с заснеженными вершинами. Не похожую ни на что из того, что они до сих пор здесь видели.

Пока все шло хорошо. Он задал другой вопрос.

Где… – он вспомнил о тренере Джерико, вызвал в сознании его образ – …Человек-Медведь?