Танцующая в Аушвице - Паул Гласер (2010)

Захожу к нему в кабинет, он ведет себя очень вежливо. Спрашивает, как будто это чистая формальность, мое имя, предлагает сесть. И начинает зачитывать вслух бумагу, где меня обвиняют в том, что при наличии у меня еврейской крови (тут уж мне нечего возразить) я не ношу на одежде желтой звезды. Далее написано, что я появляюсь в общественных местах вроде ресторанов, спортивных центров, кинотеатров и так далее, после восьми часов вечера хожу по улицам города, путешествую без специального разрешения, а также… делаю все, что в настоящее время мне делать официально запрещено.

— Признаете ли вы все вышеперечисленное? — спрашивает меня Верстаппен.

— Нет, не признаю, — пожимаю плечами я. — Я ношу звезду, сами посмотрите!

И я приподнимаю сумочку, которую до этого прижимала к звезде.

— Да, я имею обыкновение именно так носить свою сумку, но без звезды — никак нет, я никогда не выхожу без нее на улицу.

Все это я выпаливаю не краснея, иду ва-банк.

— Так-так, — кивает он. — Но тут у меня имеются письма с компроматом на вас.

И он указывает на листок почтовой бумаги. Письмо написано на бланке танцевальной школы Криларс. На моей пишущей машинке, между прочим. Она до сих пор в доме Лео, и теперь он отстукивает на ней кляузы в полицию, извещая всех честных граждан о моих тяжких преступлениях.

— Ах, это сочинения Лео Криларса, — говорю я Верстаппену.

— А вы не глупы, — отвечает он.

И тут, растеряв всю свою вежливость, он принимается отчитывать меня премерзейшим тоном. Я — злостная нарушительница, должна подчиняться закону и уважать национал-социалистическую идеологию. Мне, еврейке, нужно знать свое место! Или я настолько глупа, что не в состоянии даже это понять?.. И все в этом роде. Распаляясь, он рычит на меня еще некоторое время. Его лицо наливается кровью. В конце концов он затихает, а я спокойно смотрю на него.

— Ну что? — спрашивает он меня.

Я ничего не отвечаю и по-прежнему не свожу с него глаз. Это его явно нервирует. Он начинает бешено колотить по своей пишущей машинке, составляя протокол нашей встречи. Когда протокол готов, мне приходится его подписать.

Затем в компании еще одного полицейского он доставляет меня на Ортенстраат[27]. Там, видимо, никто не рассчитывал на мое появление, поскольку полицейские разглядывают меня с нескрываемым удивлением. Однако сомнений нет: мне придется здесь задержаться.

Чтобы скоротать время, я весь вечер мило болтаю и играю в шахматы с одним из полицейских. Я веду себя непринужденно, но на самом деле внутри у меня растет чувство тревоги. Я думаю, стоит ли мне известить родителей. В принципе они привыкли к тому, что я не каждую ночь ночую дома, поэтому не имеет смысла понапрасну их волновать. Я решаю не звонить родителям и дождаться утра, когда станет ясно, во что выльется эта история. В ту ночь я сплю на письменном столе в комнате охраны.

На следующее утро к двенадцати часам меня собираются везти на мотоцикле в Волвенхук[28], где размещается СС. Вот тут я пугаюсь уже по-настоящему. Дело оказывается куда более серьезным, чем я предполагала, и я прошу разрешения позвонить родителям. Мне не разрешают. Тогда я иду на хитрость и говорю, что ужасно себя чувствую, а потому мне позарез нужна смена белья. Один из полицейских звонит моим родителям, сообщает им, что я задержана, и просит в ближайшие дни привезти мне туалетные принадлежности и чистое белье.