Танцовщик - Колум Маккэнн (2003)

Дома нас поджидали двое французов. Сидевший за обеденным столом Илья встал, чтобы пожать Рудику руку, это было их третье рукопожатие. Илья посмотрел ему в глаза, но Рудик этого не заметил. «Слишком много народу!» Он ударил себя по груди кулаками в перчатках и разразился грязной татарской бранью. А следом начал ругаться с французами. Он хотел, чтобы его оставили в покое. Я набралась храбрости, успокоила его и проводила французов до двери. Он поблагодарил меня, извинился за крик, но прибавил, что это же ослы и ничего больше, что всю жизнь его окружают ревущие ослы. Рудику не терпелось увидеть маму, но сначала я должна была рассказать ему обо всех наших трудностях, о том, что она не говорит и почти не видит, что может впадать в забытье и снова выходить из него. По-моему, он меня не слушал. До нас доносились голоса препиравшихся у дома чиновников, французских и русских. Рудик боялся, что они настоят на своем присутствии в квартире, и потому взял стул и просунул его ножку сквозь ручку двери. И велел телохранителю стоять у нее. Как мы все нервничали! Рудик снял пальто, яркий шарф, набросил его на вешалку для шляп и вошел в комнату мамы. Она спала. Он подтянул кресло к ее кровати, наклонился, поцеловал маму. Она не шелохнулась. Рудик умоляюще взглянул на меня, он не знал, что делать дальше. Я поднесла к маминому рту стакан с водой, ее язык сдвинулся к губам. Рудик положил ей на шею прекрасное ожерелье. Мама пошевелилась, но глаз не открыла. Рудик сжал ладони, и мне показалось, что он вдруг постарел лет на семь. Он зашептал ей в ухо: «Мама. Это я. Рудик». Я попросила его дать ей время, в конце концов она очнется, просто нужно потерпеть.

двенадцать сорок пять

Я решила оставить его с мамой. А выходя, увидела, как он стягивает с шеи наушники, словно желая заглушить все, что скажет ему мама. Я постояла в двери. Он продолжал шептать, однако слов я различить не смогла. Мне даже показалось, что Рудик говорит на иностранном языке.

час тридцать

Рудик вышел из маминой комнаты. Глаза в красных ободках. «Эмилио», — позвал он телохранителя. И сказал, что Эмилио — массажист, но немного разбирается и в лекарствах, может быть, ему удастся как-то улучшить самочувствие мамы. Дурацкие западные идеи, подумала я, как может его лекарство быть лучше тех, что мы уже даем ей? Пока этот огромный мужчина шел к маминой комнате, я его просто возненавидела. Какое он имеет право лезть в наши дела? Я зашипела на Рудика, однако он не обратил на меня внимания и закрыл мамину дверь.

два часа

Телохранитель вышел. Улыбнулся мне, заговорил на ломаном английском, который невозможно было понять. Кончилось тем, что он начал водить руками по воздуху. Мне показалось, он пытался сказать, что мама была когда-то очень красивой женщиной. И я сразу изменила мнение о нем, несмотря на его конский хвостик. Он поел того, что мы выставили на стол, не одну порцию съел, помычал, давая понять, что все очень вкусно. А затем тихо сидел до конца дня.

два тридцать