Я вошла. Мама была в сознании. Полностью открытые и словно испуганные глаза. Рудик склонялся над ней, в его глазах стояли слезы. Он говорил что-то, переходя с русского на татарский и обратно. Мамины губы шевелились, но разобрать хотя бы слово было невозможно. Рудик взял меня за руку. «Скажи ей, что это я, Тамара, — попросил он. — Она знает твой голос. Она все еще не признала меня». Я наклонялась к маме, сказала: «Это Рудик вернулся, чтобы увидеть тебя». Что-то блеснуло в ее глазах, но поняла ли она меня, я не знала. «Буду сидеть здесь, пока она меня не узнает, — сказал Рудик. — С места не сойду». Я попросила его выйти, съесть что-нибудь, мы же приготовили праздничный обед, но он ответил, что не голоден. Я попросила еще раз. «Нет!» — крикнул он. И тогда я сделала то, чего никогда не забуду. Ударила Рудика по лицу. Голова его дернулась в сторону и не вернулась обратно, он уставился в стену. Удар был таким сильным, что у меня заныла ладонь. Рудик медленно обернулся ко мне, посмотрел в глаза. И снова склонился к маме. «Я сяду за твой стол, Тамара, когда буду готов». Я закрыла дверь. Ужасное чувство владело мной, когда я вошла в гостиную. Нурия смотрела на свои новые часы, а те пикали и пикали. Остановить их она не могла.

два сорок пять

Илья еще раз пополнил тарелку телохранителя. Они выпили кумыса. Телохранитель показал Илье занятную игру. Он выдергивал из головы волос и закрывал глаза, а Илья закладывал его между страницами книги. И телохранитель принимался, не открывая глаз, прощупывать пальцами книгу, легко касаясь страниц. Это был старый трюк массажистов, помогавший ему управлять нажимом пальцев. Телохранитель наловчился в нем до того, что мог нащупать волос сквозь восемь страниц. Снег бил в окно.

три часа

Я наложила для Рудика полную тарелку — солонина, капустный салат, яйца вкрутую. Дверь скрипела, пока я ее открывала. Я удивилась, увидев, как он улыбнулся мне. Похоже, он забыл о моей пощечине. Между нами снова установились добрые отношения, какой-то мостик перекинулся через разделившее нас расстояние. Есть Рудик не стал, но тарелку держал так, точно вот-вот начнет. Он подвинулся в кресле, освободив место для меня, я втиснулась туда. Мы смотрели на мамины едва-едва двигавшиеся губы. На ее разбросанные по подушке волосы. «Она повторяет твое имя», — сказала я. «Что?» — отозвался он. Я сказала еще раз: «Она повторяет твое имя». Рудик долгое время промолчал, а потом с силой закивал: «Да, она повторяет мое имя». И вдруг залепетал что-то о флагах на берегу, о радио, о том, как слушал ребенком музыку. Я ничего не поняла: чушь какая-то. Я сжала его руку. Кресло было слишком тесным для нас двоих.

три тридцать

Я оставила Рудика в маминой комнате. Телохранитель по-прежнему играл с книгой, прощупывая ее страницы. Он попросил у меня еще кусок пирога.

четыре