Твердыня тысячи копий - Энтони Ричес (2011)

Эксцинг поднял брови.

– Ихняя вотадинская столица. Тунграм дали кое-кого из наших ребят и послали на север, освобождать Динпаладир от сельговов, хотя с какой стати вениконам понадобилось совать туда свой нос, ума не прило…

Хищник насквозь пробил кинжалом глотку гонца и, пружиной вскочив на ноги, бросил руку к поясу, где висел второй нож, в то время как младший гонец уже бегом преодолел последние шаги, прыжком вскочил в седло и ударил лошадь каблуками. Замахнувшись, Хищник на долю секунды придержал у виска тонкую полоску железа – и метнул ее, закрутив в полете. Сверкнул полированный металл, вонзился в шею галопирующего всадника, тот покачнулся от боли, но каким-то чудом удержался в седле и через пару секунд уже скрылся вдали, во весь опор несясь по мощеной дороге. Хищник только головой покачал, глядя ему вслед, после чего обернулся к окаменевшим от изумления гвардейцам:

– Ладно, выпускайте ее!

Эксцинг поднялся. Ошеломление, вызванное убийством кавалериста, сходило на нет, однако лоб фрументария изрезали морщины недоумения:

– Я тут сижу, понимаешь, веду культурную беседу с человеком, который о нашей маленькой тайне ни сном ни духом, – и тут здрасьте вам! Он берет и режет его как свинью, после чего начинает швыряться столовыми приборами! Могу я узнать, какая муха тебя укусила?

Хищник выдернул кинжал из горла убитого и обтер лезвие о чужую тунику.

– Все верно, этот тип и впрямь был полный пентюх, зато его напарник сообразил-таки, что к чему. Ты обратил внимание, с каким видом он рылся якобы в поисках чего-то такого? Повод себе придумал, лишь бы отойти к своей лошади… Да я тоже хорош, едва не проворонил. В самый последний момент заметил, как он на наших коней пялится. Точнее сказать, на одного конкретного коня. На котором вот она сидит, – и Хищник показал на Фелицию, которая под конвоем преторианца выходила из-за деревьев. – Он, кстати, его сразу заприметил, когда они еще у костра не уселись. Я-то было решил, мол, чего тут такого особенного, кавалерист как-никак, лошадьми интересуется… Но он и на обратном пути туда же посмотрел. Внима-а-ательно так… Тут я и понял, что ничего он на самом деле не забыл, а просто искал предлог, чтобы удрать, а напарник пускай сам как-нибудь выпутывается.

Эксцинг помрачнел.

– Хочешь сказать, что он узнал коня докторши и сумел сложить два и два? В таком случае у нас появилась новая головная боль.

Преторианец отмахнулся.

– Вряд ли. Я ему шею пробил, он и пяти миль не продержится, сдохнет от потери крови. А отсюда до Шумной Лощины совершенно пустой тракт, ни одного подразделения из крепости не высылали. Да и как их вышлешь, когда местные шутники к югу от Вала вон какие игрища затеяли… Нет-нет, наша тайна по-прежнему в безопасности; он совершенно точно истечет кровью да и свалится где-нибудь на обочине. Ну а нам пора бы прикинуть, как разыскать ту Копейную крепость, о которой наш мертвый друг столь охотно разглагольствовал.

Эксцинг кивнул.

– Думаю, как раз этот тракт и выведет нас прямиком к Трем Вершинам. А уж там кто-нибудь да подскажет…

Дубн гнал людей на север форсированным маршем, чтобы с каждым новым днем за спиной солдат оставалось не меньше тридцати миль – но при этом они все же продолжали держаться на ногах. После привала, пока солдаты надевали снаряжение, он объяснил им причину такой спешки:

– Мой хороший друг, офицер, был несправедливо обвинен в измене, а служит он в когорте, которая сейчас где-то там, к северу от Вала. Должно быть, они теперь охотятся на последних сельговов, раз уж ихнюю дружину недавно разбили в пух и прах. Так вот, его женщина была докторшей в лазарете Шумной Лощины, и пара неких центурионов прямиком из Рима возьми да захвати ее в заложники. Думаю, затеяли использовать ее как приманку. Сначала друга моего прикончат – его, кстати, зовут Марк, – потом ее. Ну а я ему много чем обязан, не говоря уже про мой центурионский гребень и вот этот витис.