Двенадцать - Джастин Кронин (2012)

– Так что однажды мы увидели машину – обычный ржавый хлам, – когда она ехала по дороге. Блок-посты были хорошо обозначены, все знали, что надо останавливаться, но тот парень не остановился. Он мчался прямо на нас. Мы увидели в машине двоих, мужчину и женщину. Все начали стрелять. Машину понесло в сторону, она пару раз перевернулась и снова стала на колеса. Мы думали, что она уж точно взорвется, но нет. Я был старшим из сержантского состава, так что идти и смотреть должен был я. Женщина погибла, но мужчина еще был жив. Лежал грудью на руле, залитый кровью. А на заднем сиденье оказался ребенок, мальчик. Наверное, не старше четырех лет. Они привязали его к сиденью, вместе с кучей взрывчатки. Я увидел провода, тянущиеся вперед, детонатор был в руке его отца. Тот бормотал себе под нос. «Анта аль-масул», говорил он. «Анта аль-масул». Ребенок плакал и тянул ко мне руки. Маленькие ручки. Я их никогда не забуду. Ему было всего четыре, но, казалось, он знал, что сейчас случится.

– Боже, – сказала Эйприл. На ее лице был ужас. – И что ты сделал?

– Единственное, что пришло в голову. Побежал со всех ног оттуда. Взрыва я не помню. Очнулся в госпитале в Саудовской Аравии. Двое из моего подразделения погибли, еще один получил осколком в позвоночник.

Эйприл уставилась на него.

– Я же говорил тебе, что в этом нет ничего хорошего.

– Он взорвал собственного ребенка?

– Примерно так, ага.

– Но что же за люди способны на такое?

– Тут я пас. Я так и не смог этого понять.

Китридж подумал, не сказал ли он ей лишнего. Если и сказал, то она не подала виду.

– И что случилось потом? – спросила Эйприл.

– Ничего. Все кончилось.

– Не знаю, как ты, но меня бы такое с ума свело.

Китридж пожал плечами.

– Ну, я не свихнулся. По крайней мере мне так не казалось. Полгода провел в госпитале для ветеранов, заново учился ходить, одеваться и есть самостоятельно, а потом мне дали пинка. Война окончена, друг мой, по крайней мере, для тебя. Не настолько плохо, как бывало со многими другими ребятами. Я не ныряю под кровать, когда машина глушителем стрельнет, ничего такого. Что сделано, то сделано, решил я. Примерно через шесть месяцев после увольнения я поехал домой, в Вайоминг. Родители умерли, сестра вышла замуж и уехала с мужем в Британскую Колумбию, от нее вестей не было, но там остались несколько человек, которых я знал, – мальчишки, с которыми я в школу ходил. Уже не мальчишки, конечно. Один из них решил закатить крутую вечеринку в честь моего приезда, возвращения домой, все такое. У них всех уже были семьи, жены, дети, работа, но в конечном счете все они любили хорошенько выпить. Хороший повод зажечь, вот и все, но я решил, что в этом нет ничего плохого. Ладно, сказал я, давай напьемся. Он так и сделал. Там было полсотни человек, не меньше, половина тех, кто учился в моем выпуске. Над крыльцом повесили большую растяжку с моим именем, даже группу играть позвали. Вот тогда меня и прошибло. Стою во дворе, слушаю музыку. Ладно тебе, говорит мне приятель, есть женщины, которые хотят с тобой познакомиться. Не стой тут, как дурак последний. Он завел меня в дом, там их было трое, вполне хорошенькие. Одну я даже знал немного, с прежних дней. Они о чем-то болтали, обсуждали телешоу, сплетничали, как обычно. Нормальные, повседневные дела. Я попивал пиво, слушая их, и вдруг понял, что я понятия не имею, о чем они говорят. Не в смысле, слова. А их значение. Так, будто эти слова не были связаны друг с другом, будто существовали два мира, – мир снаружи и мир внутри, не имеющие друг к другу никакого отношения. Уверен, мозгоправ нашел бы нужный термин. А потом я очнулся на полу, а вокруг меня все стоят. Мне пришлось на четыре месяца в лес уйти, чтобы быть снова в состоянии находиться среди людей.

Китридж снова замолк, сам себе удивляясь.

– Если честно, это я уже никому не рассказывал. Ты первая будешь.

– Похоже на обычный день в старших классах школы.