Просто дети - Патти Смит (2010)

Я улыбнулась, не говоря ни слова. Он сварил кофе, и мы заключили пакт. Я задолжала ему арендную плату за три месяца – сто восемьдесят долларов. Пусть оставит за собой залоговый платеж – шестьдесят долларов – и мои вещи, и будем квиты. Книги и пластинки он упаковал. Я увидела, что наверху стопки дисков лежит “Nashville Skyline”. Роберт подарил мне этот альбом перед моим отъездом в Париж, и я бесконечно крутила “Lay Lady Lay”. Я собрала свои записные книжки и обнаружила среди них “Ариэля” Сильвии Плат – эту книгу Роберт мне купил, когда мы познакомились. На миг у меня защемило сердце: я поняла, что та эра невинности в наших отношениях больше не вернется. Сунула в карман пакет с черно-белыми снимками “Женщины I”, которые нащелкала в МоМА, но не стала забирать мои неудачные попытки написать ее портрет: свернутые холсты, забрызганные умброй, розовыми и зелеными пигментами, память былых увлечений. На прошлое я не оглядывалась – зачем? Смотреть вперед, в будущее гораздо интереснее. Направляясь к двери, я заметила, что на стене висит один из моих рисунков. Если Бард не оценит мое творчество, что ж – Джимми Вашингтон оценил, и на том спасибо. Я попрощалась со своими вещами: Джимми и Бруклину они подходили лучше. Вещи – дело наживное, это уж не сомневайтесь.

* * *

Я благодарила судьбу за то, что у меня есть работа, но в “Скрибнерз” вернулась скрепя сердце. В Париже я была сама себе хозяйка и распробовала смак странствий. Нелегко было вновь привыкнуть к оседлости. И моей наперсницы-поэтессы со мной больше не было: Дженет переехала в Сан-Франциско.

Но со временем все наладилось: у меня появилась новая подруга, Энн Пауэлл. У нее были длинные каштановые волосы, печальные карие глаза и меланхоличная улыбка. Энни, как я ее называла, тоже сочиняла стихи, но в духе американской школы: обожала Фрэнка О’Хару и гангстерские боевики, таскала меня в Бруклин на фильмы с Полом Муни и Джоном Гарфилдом. Мы сочиняли залихватские сценарии фильмов категории “Б”, и в обеденный перерыв я развлекала Энни, разыгрывая их в лицах – одна во всех ролях. В свободное время мы перерывали секонд-хенды в поисках идеальных черных водолазок и безупречных белых лайковых перчаток.

Энни окончила монастырский пансион в Бруклине, но при этом любила Маяковского и Джорджа Рафта. Я была рада, что мне есть с кем поговорить о стихах и преступлениях, а заодно поспорить, кто лучше – Робер Брессон или Пол Шредер.

В “Скрибнерз” я получала приблизительно семьдесят долларов в неделю. После оплаты жилья оставались деньги только на еду, без подработки не обойдешься. Я стала выискивать в секонд-хендах книги для перепродажи. Нюх у меня был неплохой: я откапывала редкие детские книги и первые издания с автографами, стоившие в этих лавочках по два-три доллара. Перепродавала с большим барышом. За роман Уэллса “Любовь и мистер Льюишем” (в идеальном состоянии, с автографом автора) выручила столько, что оплатила жилье и проездной на метро на неделю.

Из одной экспедиции я принесла Роберту чуть потрепанную “Index Book” Энди Уорхола. Она ему понравилась, но одновременно выбила из колеи: в этот самый момент Роберт сам задумал записную книжку с раскладными и трехмерными элементами. В “Index Book” были включены фотографии Билли Нейма – автора классической фотохроники “Фабрики” Уорхола, а также раскладной за́мок, попискивающий при нажатии красный аккордеон, раскладной аэроплан и двенадцатигранник с волосатым торсом.

Роберт рассудил, что они с Энди движутся параллельными курсами.

– Хорошо сделано, – сказал он. – Но я сделаю лучше.

Ему не терпелось встать и взяться за работу.

– Мне нельзя просто так валяться, – говорил он. – Я от всего мира отстану.