Меня зовут Шейлок - Говард Джейкобсон (2016)

– Именно для этого вы сюда и явились? – спросил он как можно тише. То, что им оставалось сказать друг другу, касалось только их двоих.

– Я бы предпочел думать, – так же тихо ответил Шейлок, – что именно для этого вы меня и нашли.

Струлович утонул в неожиданной голубизне его глаз. И когда успели они сменить цвет?..

– Вряд ли мы сойдемся во мнении, кто нашел, а кто был найден.

– Вряд ли.

– Я тоже оценил ваше выступление.

– Вы не слушали.

– Суть я уловил.

Шейлок опустил голову. Волосы у него оказались реже, чем помнилось Струловичу. С другой стороны, Струлович никогда не видел своего гостя без шляпы. Сентиментальный по отношению ко всем мужчинам, в особенности к отцам, Струлович был почти готов поцеловать Шейлока в то место, где волосы росли реже всего.

Шейлок прочел его мысли.

– Я не нуждаюсь в сыне, – сказал он.

– А с меня хватит отцов. Надеюсь, что способен оценить ваш артистизм сам по себе. Но не могли же вы всерьез поверить, будто сумеете меня переубедить?

Шейлок рассмеялся – словно робко перевел дыхание. С каких это пор он начал смеяться?

– Ни на минуту. Я даже не думал повлиять на ваше решение. Не все в жизни вертится вокруг вас.

* * *

Когда автомобиль увез Струловича вместе с сидящим рядом д’Антоном, Плюрабель даже не заметила, что они уехали. Она смотрела только на Шейлока. Люблю этого мужчину, подумала она. Чертовски люблю.

Плюрабель порадовалась, что Барни уехал. Она мудро поступила, когда отослала его, хотя на тот момент сама не вполне понимала, что ею движет. Хорошо бы он заблудился. Или пусть себе остается в Честерском зоопарке.

Плюрабель подошла к этому новому мужчине в своей жизни и положила ладонь ему на локоть. Ее удивило, какой твердой оказалась его рука.

– Потрясающе, – произнесла она.

Глаза Шейлока успели вновь стать темно-серыми.

– Не подействовало, – ответил он. – Милосердие не было проявлено.

– О, это неважно.

– Разве?

– Да и как определить, что подействовало, а что нет? – добавила Плюрабель, поднимая к нему лицо с опухшими губами. – Могу сказать, что на меня подействовало.

– Рад слышать. К кому же вы собираетесь проявить милосердие?

– К вам, если захотите.

– Я в милосердии не нуждаюсь.

– В чем же вы нуждаетесь?

Шейлок немного помолчал, словно ожидал еще чего-то.

– И? – произнес он наконец.

Плюрабель растерялась.

– Не понимаю.

– Я жду того, что должно последовать. Разве вы не загадываете загадки тем, кто чего-то от вас хочет?

Плюрабель тряхнула волосами, словно желая выбросить из головы то, что он сказал.

– Для вас у меня загадок нет, – ответила она. – Я чувствую, что с вами наконец-то могу быть откровенна. Знаю, вы ничего от меня не хотите. Но, быть может, есть нечто такое, что я могла бы вам дать?

«Уж не предлагает ли она сделать меня знаменитым? – подумал Шейлок. – Я слишком стар для этого».

– Тишина и покой, – произнес он вслух. – Тишина и покой – вот все, что мне нужно.

Плюрабель приняла это за поощрение. Тишину и покой она могла ему обеспечить.

– Вы не такой, каким я вас представляла.

– Каким же вы меня представляли?

– Не знаю, но я никогда бы не подумала…

Чем бы ни было то, чего бы никогда не подумала Плюрабель, она не могла подобрать для этого слов.

Шейлок пришел ей на помощь.

– Что еврей может вести себя настолько по-христиански?

Казалось, он почти выплюнул в нее эти слова.

– Нет-нет, я совсем не то хотела сказать. У вас был такой грозный вид, когда вы открыли мне дверь… я и представить себе не могла, что вы способны на подобную человечность.

– Вы просто повторили то же самое другими словами. Вы увидели перед собой еврея и не ожидали от него ничего, кроме жестокости.

– Я не увидела «еврея». Мне, знаете ли, евреи повсюду не видятся.