Меня зовут Шейлок - Говард Джейкобсон (2016)

– Не сомневаюсь, что лично вы способны испугать. Я имел в виду «нас» как народ.

– Не уверен, что между «я» и «мы» можно провести границу. Индивидуальный еврей неизбежно несет в себе черты еврея коллективного. Христиане всегда видят перед собой именно коллективного еврея. Готов признать, что при личном общении они бывают очень милы. Я не раз получал предложения руки и сердца от христианок, искренне желающих возместить причиненное зло. Бывало, мой портрет рисовали вполне благожелательно. Однажды на кладбище передо мной извинился немец. Однако когда я протянул ему руку, он не решился ее пожать. Почему? Потому что в тот момент это была рука не индивида Шейлока, а коллективного еврея. А коллективно мы по-прежнему представляем собой нечто зловещее.

Струлович почувствовал, как внутри у него зашевелились темные забытые силы. Нечто зловещее… хорошо бы!

– Мне продолжать анекдот? – спросил Шейлок.

Струлович вспомнил о хороших манерах.

– Да, прошу вас. Г’инбе’г п’ишел к в’ачу…

– «Г’инбе’г, – говорит врач, – вам придется перестать мастурбировать». – «Пе’естать масту’би’овать?! – восклицает Гринберг. – Почему?» – «Потому что я пытаюсь вас осмотреть!»

Струлович рассмеялся. Он любил этот анекдот, однако ни за что не понял бы, в чем соль, если бы не слышал его раньше. Исполнение было ужасное. Иов и то справился бы лучше. Возможно, в этом и состоял замысел Шейлока – продемонстрировать, как рассказывают «они». Струлович знал, что Шейлок – обладатель желчного чувства юмора. И не зря он никогда не улыбается. Видимо, Шейлок принадлежит к людям, которым следует писать собственные тексты. Причем писать, дойдя до крайности – на краю или в трещинах. Неудивительно, что многие не могут понять, когда он шутит, а когда говорит серьезно.

– Люблю этот анекдот, – сказал Струлович, вспоминая, какое возмущение он вызывал у Офелии-Джейн.

– Если вы его знаете, почему не прервали?

– Я бы ни за что на свете вас не прервал. Но скажите, откуда столько историй про мастурбирующих евреев? Онан, Леопольд Блум, ваш Александр Портной, Г’инбе’г… Такими нас видят христиане? Или мы сами себя такими видим?

Струлович думал, что Шейлок заговорит не сразу. Однако даже ученый, написавший на эту тему неопубликованный научный труд, и то не ответил бы с большей готовностью.

– И то, и другое. Много лет нам рассказывали, что видят в нас другие, и в конце концов мы сами увидели в себе нечто подобное. Вот оно, действие клеветы: жертва впитывает мнения мучителя. «Если я так выгляжу со стороны, наверное, я такой и есть».

– Что же, если христианам непременно нужно видеть в евреях нечто развращенное, пусть лучше считают нас онанистами, чем скупердяями. Это больше согласуется с нашей склонностью к самоиронии.

– Не вижу никакой разницы. Евреи, сгорбленные над собственным половым органом, евреи, чахнущие над златом… В глазах христиан все это – одна нездоровая панорама извращенного себялюбия. Мы тратим так же, как копим, – только для себя, изымая свою сперму и свои деньги из общего обращения. Ненависть к нам они оправдывают экономическими причинами, однако, на мой взгляд, корень ее – гениталии. Много веков подряд мы – предмет их сексуальных фантазий. Сначала они верили, будто мы менструируем, как женщины, потом обвиняли в кастрации христианских детей. Одно воспоминание о евреях порождает грязные мысли. А вызвана эта смесь невежества и страха обрезанием. Если мы способны сотворить такое с собой, страшно даже представить, что мы готовы сотворить с ними.

Негромкий стук в дверь гостиной пробудил Струловича от темной, похожей на транс задумчивости, в которую погрузили его слова Шейлока. На пороге стояла ночная сиделка жены. Не мог бы мистер Струлович уделить ей минутку? Миссис Струлович хочет его видеть.

– Меня зовет жена, – сказал он.