Меня зовут Шейлок - Говард Джейкобсон (2016)

Что-то завлекающее в ее улыбке заставило Струловича насторожиться. Уж не собирается ли она пригласить Шейлока поехать с ней в колледж? Струлович так и видел, как она представляет его друзьям: «Привет, ребята! Это Шейлок. Слышали про такого? Я тоже не слышала, но он клевый». Может, даже возьмет его с собой на занятие по перформансу. Он представил, как Шейлок схлестывается в споре с преподавателями Беатрис, не сдерживаясь, как должен сдерживаться современный еврей, не понимая, в какую медвежью яму попал. Однако на смену этому страху тут же пришел другой: что, если у Шейлока на его дочь какие-нибудь виды? Не эротические – разумеется, не эротические! – а собственнически-отцовские, хотя кто может сказать, где заканчиваются собственнически-отцовские виды и начинаются эротические? Ему почудилось, или Шейлок правда глядит на нее с жадностью? «Художник-перформансист, говоришь?..» Струлович по себе знал, что мужчина, сохраняя неподвижное лицо, может придирчиво осмотреть женщину со всех сторон. Да и почему бы Шейлоку не рассматривать Беатрис, соблазнительную в старомодном смысле слова, более пышнотелую и фигуристую, чем нынче модно, не сглаженную, как обглоданная морковка, а сочную и полнокровную, точно героиня Песни песней. Точно Лия. Или вторая Джессика. Да, несомненно, Шейлок увидел и оценил ее красоту. А Беатрис заметила его восхищение – разве могла она не заметить? – и тоже оценила.

«И ты привел этого человека к себе в дом? – услышал Струлович голос матери. – Тебе что, без того с дочерью хлопот мало?»

Невозможно представить, чтобы Шейлок прибыл с настолько мефистофелевской миссией – с четким намерением найти замену Джессике. Нет, разумеется, нет. Однако человеку, потерявшему дочь так, как потерял ее Шейлок, недолго повредиться в уме. Кто знает, до чего может довести безумие?

Око за око, дочь за дочь.

Почему у Струловича есть дочь, а у него нет?!

Струлович ощутил, насколько несправедливы эти подозрения, только когда Беатрис, проглотив остывший кусок поджаренного хлеба, сказала Шейлоку, что ей было приятно познакомиться, а Шейлок вновь торжественно склонил голову и без всякой иронии или заговорщицкой усмешки ответил:

– Взаимно. Удачи в учебе.

Струловичу стало стыдно. Если отец не может видеть дочь в обществе другого мужчины без того, чтобы не вообразить какую-нибудь гнусность, значит, что-то где-то не так. Не будем ходить вокруг да около, подумал он, со мной самим что-то не так. Беатрис не обязательно покупать себе похотливую обезьяну, символизирующую мир без моральных устоев. Я и есть похотливая обезьяна.

Заметил ли Шейлок? И не пытается ли показать, что заметил?

Прежде чем уйти, Беатрис спросила, не сверился ли Струлович с ежедневником.

– Непременно сверюсь, – ответил он. – Обещаю.

– В прошлый раз тоже обещал.

– На этот раз правда сверюсь. Я подсуну записку с датой тебе под дверь.

– Просто пошли эсэмэску.

Они молча слушали, как Беатрис бегает по дому и собирается. Шум, который производила дочь, складывая вещи и разбрасывая книги – судя по звуку, она разбрасывала книги, хотя Струлович не верил, что они у нее есть, – обычно его раздражал. Казался излишней попыткой настоять на собственной независимости. Сегодня он невольно слышал этот грохот ушами своего гостя. Как же я буду скучать по ней, если она уйдет, подумал Струлович.

Вернее, когда уйдет.

Молчание ревело у него в ушах.

– Красивая девушка, – произнес Шейлок, когда входная дверь захлопнулась за Беатрис. – Приятная.

– Красивая – да. Приятная… не уверен.

– Могу судить только о внешности – о том впечатлении, которое она производит.

– Насчет внешности согласен. А то, что в ней неприятно, присуще им всем. Беатрис наделена природной проницательностью, но проницательность эта не настолько сильна, чтобы пересилить культуру, в которой она родилась.

– Еще немного, и вы заговорите, как старик.