Меня зовут Шейлок - Говард Джейкобсон (2016)

Как бы упорно Беатрис ни противилась отцовским сдвигам на почве Завета, – а сопротивление это, кажется, длилось всю ее недолгую жизнь, – в потаенном уголке души она испытывала к ним уважение. К ним или к той фанатичной преданности, с какой отец им следовал? Беатрис сомневалась, что свадебный будуар, который выделила ей Плюри, способствует проведению столь тонких различий. Она читала, что похищенные иногда влюбляются в своих похитителей и в их идеологию. Не то же ли произошло с ней самой? Похититель в данном случае, естественно, не Грейтан, а отец. Объяснить этого Беатрис не могла, одобрить тоже, однако теперь, когда их противостояние наконец-то вылилось в побег, она смотрела на отца иначе и думала, что, быть может, он по-своему прав. Прав не в том, как ее воспитывал, а в том, как не воспитывал. Беатрис легко могла бы позавидовать подругам, которые приходили и уходили, когда вздумается. Одна, дочь атеистов, с тринадцати лет спала с парнем через стенку от своих свободомыслящих родителей. Другая, дитя поэтов, устраивала вечеринки прямо на дому – вечеринки, где присутствовали не только ее отец с матерью, но и бабушка с дедушкой, и где вещества, о которых Беатрис никогда не слышала, принимали через части тела, которых она никогда не видела, а сексуальные практики, казавшиеся ей практически невыполнимыми, открыто поощрялись.

Так почему же Беатрис им не завидовала? Как ни странно ей было услышать от себя подобное, она не завидовала подругам потому, что им не хватало достойного примера. Их мотало туда-сюда, словно слетевшие с петель ворота, а Беатрис пришлось научиться стойкости. Уж лучше иметь в отце противника, чем друга.

Не растрачивай себя на хтонических дебилов, Беатрис, повторял он ей. Ну не здорово ли, когда отец так думает? Хуже, что он проводит различие между хтоническими дебилами-евреями и хтоническими дебилами-гоями, а потому по-разному измеряет то время, которое она на них тратит. Разве растрата не есть растрата?

Вся эта еврейскость никогда не была ей по вкусу.

– Какое мерзкое словечко – еврей! – сказала однажды родителям Беатрис, совсем еще маленькая девочка. – Словно черный жук с рожками.

Как ни странно, пощечину ей отвесила мать. Отец просто рассмеялся.

– Если мы не соблюдаем еврейских традиций, не едим еврейскую пищу, не отмечаем еврейских праздников и у нас нет друзей-евреев, почему я должна встречаться с еврейскими мальчиками? – спросила отца Беатрис несколько лет спустя.

– Во имя преемственности, – ответил он.

– И что же, по-твоему, я должна по этой преемственности передать?

– То, чем ты рождена стать.

– Еврейкой?

– Преемницей.

– Не понимаю, что это значит.

– Я тоже. Знаю одно: ты рождена не для того, чтобы выбросить себя на ветер. Ты не случайность, Беатрис. Ты началась не с себя, а потому не имеешь права собой закончиться. Жизнь – штука серьезная. Нельзя поддаваться любой мимолетной прихоти.

Ты не ворота, слетевшие с петель…

И вот теперь, чтобы сохранить преемственность, – хотя это все равно уже не будет подлинная преемственность, – ее хтонический парень-гой должен пролить кровь. Возможно даже, истечь кровью. Объясни-ка, папа, в чем тут смысл?..

Может, отец меня и любит, но все равно он мясник, подумала Беатрис. У него не мозг, а скотобойня.

– Так что же случилось? – поинтересовалась Плюрабель.

И Беатрис ей рассказала.

* * *