Каменная подстилка (сборник) - Маргарет Этвуд (2014)

Комментатор говорит, что это не совпадение. Это координированные поджоги: ответственность за них взяла на себя группа, именующая себя «Нащерет», заявление группы опубликовано на сайте, владельцев которого власти сейчас пытаются установить. Комментатор сообщает, что семьи погибших пожилых людей, разумеется, в шоке. Следует интервью с рыдающим родственником, неспособным членораздельно изъясняться. Вильма выключает радио. Про сборище у въезда в «Усадьбу «Амброзия» ничего не сказали – видимо, у него масштабы не те, и к тому же здесь еще ничего не случилось.

«Нащерет» – так это прозвучало для Вильмы. Дикторы не сказали, как название движения пишется по буквам. Она попросит Тобиаса посмотреть новости по телевизору – он утверждает, что терпеть не может это занятие, но сам вечно смотрит – и рассказать ей поподробнее. Она игнорирует пляски человечков вокруг микроволновки – на сей раз они в розовом и оранжевом, со множеством рюшей, гротескно высокие парики украшены цветами – и идет в постель, ей нужно поспать перед обедом. Когда-то Вильма терпеть не могла спать днем – и до сих пор терпеть не может, боится что-нибудь пропустить. Но не спать днем она уже не может, иначе не хватит сил до вечера.

Тобиас ведет ее по коридору к столовой. Они едят во вторую смену: Тобиас считает дурным вкусом обедать раньше часа дня. Он шагает быстрей обычного, и Вильма просит его идти помедленней. «Конечно, дорогая», – говорит он, сжимая локоть, под который он ее подталкивает. Однажды он обнял ее за талию – у нее еще есть талия, в отличие от некоторых, – но в результате потерял равновесие, и они оба чуть не упали. Он невысок ростом и перенес операцию по замене тазобедренного сустава. Ему нельзя падать.

Вильма не знает, как он выглядит – уже не знает. Скорее всего, она мысленно приукрашивает его образ, воображает его моложе и бодрее, чем на самом деле, не таким морщинистым, с более густой шевелюрой.

– Мне надо очень многое вам рассказать, – говорит он прямо ей в ухо. Ей хочется сказать, чтобы он не кричал, она не глухая. – Я узнал, что они не забастовщики, эти люди. Они не отступают, их стало больше.

Такой поворот событий, кажется, придал ему сил: он почти мурлыкает про себя.

В столовой он отодвигает стул, помогает ей сесть и, как раз когда она опускается на сиденье, придвигает стул обратно к столу. Почти потерянное искусство, думает Вильма – умение грациозно пододвинуть стул даме, все равно что умение подковать лошадь или оперить стрелу. Затем Тобиас садится напротив – едва различимый силуэт на фоне белых обоев. Вильма поворачивает голову и краем глаза видит смутные очертания его лица с темными, пронзительными глазами. Она запомнила их пронзительными.

– Что в меню? – спрашивает она. На каждую трапезу им дают напечатанное меню, лист бумаги с рельефно выдавленным несуществующим гербом. Гладкая бумага цвета сливок, как театральные программки давних лет, когда они еще не печатались на газетной бумаге и не пестрели рекламой.

– Грибной суп, – говорит Тобиас. Обычно он пространно рассуждает за каждым приемом пищи, мягко критикуя еду, вспоминая роскошные банкеты, на которых ему довелось побывать, выражая сожаление, что в наши дни уже никто не умеет готовить, особенно телятину, – но сегодня он все это пропускает. – Я кое-что нарыл. В игровой комнате. Я серфил.

Он имеет в виду, что воспользовался общим компьютером и поискал в Интернете информацию на интересующую его тему. Личные компьютеры обитателям «Амброзии» не положены – официально это объясняется тем, что пропускная способность локальной сети недостаточна. Вильма подозревает, что на самом деле руководство боится. Если предоставить обитателям выход в Интернет, то женщины падут жертвой сетевых мошенников, заведут неподходящие романы и растрынькают все свои деньги, а мужчины подсядут на интернет-порнушку, перевозбудятся и откинут копыта, и «Амброзию» засудят негодующие родственники, поскольку персонал должен был тщательней следить за старичками.