Каменная подстилка (сборник) - Маргарет Этвуд (2014)

Тина эти якобы смешные семейные байки давно уже не забавляют. Мать умерла рано, и довольно неприятной смертью. Конечно, любая смерть неприятна, оговаривается про себя Тин, но все же в разной степени. Быть выставленной на улицу после закрытия питейного заведения, переходить дорогу в неположенном месте, ничего не видя из-за скорбных вдовьих слез, и попасть под грузовик – чрезвычайно неприятная смерть. Зато быстрая. И еще смерть матери привела к тому, что ко времени поступления в университет Тину и Джорри уже не приходилось общаться с болванами и бандитами. Malum quidem nullum esse sine aliquo bono[18], записал Тин в дневнике, который вел время от времени. Нет худа без добра.

У двух болванов хватило наглости явиться на похороны – это может объяснить болезненную фиксацию Джорри на погребальной теме. Она до сих пор жалеет, что так это и спустила: подумать только, явились к могиле, притворялись печальными, рассказывали близнецам, какой прекрасной, добросердечной женщиной была их мать, каким хорошим другом! «Другом, черта с два! Скажите уж прямо, безотказной давалкой!» – ярилась Джорри. Надо было так им и сказать; надо было устроить сцену. Надавать по мордам.

Тин думает, что, может быть, эти люди в самом деле грустили. Разве можно сказать с уверенностью, что они не испытывали к матушке Мэв любви – хотя бы в одном из значений этого слова? Amor, voluptas, caritas[19]. Но он помалкивает – подобное мнение было бы слишком неприятно Джорри, особенно в сочетании с латынью: Джорри терпеть не может латыни и всего, что с ней связано. Она никогда не могла понять этой части жизни Тина. Зачем терять время на какие-то пыльные каракули давно забытых писак на давно мертвом языке? Тин такой умный, такой талантливый, он мог бы стать… (следует длинный перечень возможностей – совершенно нереалистичных).

Так что эту кнопку лучше не нажимать.

Словосочетание «болваны и бандиты» они подхватили в восьмом классе от своего директора школы: он обожал читать ученикам нотации, что им грозит превратиться в болванов и бандитов, особенно если они будут кидаться снежками с заложенным внутрь камнем или писать на доске матерные слова. «Болваны против бандитов» – так называлась игра, изобретенная Тином, когда он еще был популярен среди одноклассников, до начала «голубого периода». Нечто вроде «Захвата флага». В нее играли на школьном дворе, на мальчиковой половине. Девочки не могут быть болванами и бандитами, сказал Тин, только мальчики могут. Джорри обиделась.

Это ей пришло в голову называть случайных приятелей матушки Мэв («скорее уж, приятелей по случке», как съязвил однажды Тин) болванами и бандитами. Тин тут же воспылал отвращением к придуманной им игре; позже он решил, что этот эпизод, несомненно, способствовал его «голубизне».

– Ну, уж я-то тут ни при чем, – сказала Джорри. – Не я же их водила к нам домой.

– Дорогая, я тебя не виню, я тебя благодарю, – сказал Тин. – Я тебе искренне благодарен.

Кстати говоря, к тому времени – когда он уже начал понимать, что к чему, – это была чистая правда.

Мать не все время пила. Запои у нее случались только по выходным. По будням она ходила на работу – она трудилась секретаршей за гроши, дополняя скудную пенсию солдатской вдовы. И вообще она по-своему любила близнецов.

– По крайней мере, она не была садисткой. Правда, иногда увлекалась, – говорила Джорри.

– Тогда все били детей. И все увлекались.

И впрямь – тогда дети даже хвастались полученными взбучками и преувеличивали, чтобы взять верх над товарищами. Шлепанцы, ремни, линейки, щетки для волос, ракетки для пинг-понга – таков был тогдашний родительский арсенал. Юные близнецы жалели, что у них нет отца, который бы их бил, а есть только малоэффективная матушка Мэв: ее легко было довести до слез, притворившись, что наказание тебя непоправимо искалечило; ее можно было безнаказанно дразнить, от нее можно было убежать. Их было двое, а она одна, так что они сговаривались против нее.