Богам божье, людям людское - Красницкий Евгений Сергеевич (2010)

— Ох, и повезло же тебе, Кодрашка… — Бурей, прищурив глаз, как при стрельбе, уже в четвертый раз нацелился носиком кувшина с бражкой на чарку и опять промахнулся. — Да что ж ты вертишься-то?

— Кто? Я? — Сучок пощупал скамью, на которой сидел, и отрицательно покрутил головой. — Не, я не кручусь.

— Да не ты! Стол! — Обозный старшина склонился к столешнице и с хлюпаньем втянул вытянутыми в трубочку губами лужицу пролитой браги. — Или весь дом… или это… вообще все! Вот, опять пролил.

— Э-э-э, Серафимушка, не бывать тебе плотником… целкости должной нет. Это тебе не с луку стрелять, тут таинством владеть надобно!

— Э? — Бурей озадачено поскреб в бороде. — Каким таким таинством?

— Ага! Так я и рассказал! — Сучок приосанился и попытался придать себе неприступно-загадочный вид, но получилось неубедительно из-за застрявших в броде прядей квашеной капусты. — Таинство… оно… Выпьем!

— Не буду!

— Ну, не хочешь… как хочешь! — Сучок пренебрежительно махнул рукой. — Я и один могу… А почему?

— Ты меня обидел!

— Я?!! — изумился Сучок. — Да ни в жизнь! Серафимушка! Да ты ж тут единственный человек, который в своем уме! Все ж остальные дикие какие-то, сущие звери! И дети у них… вон, на Младшую стражу глянешь, жуть берет! Так и мнится, что бабы их прямо в доспехе рожали! Корней, ну прямо… как его? А! Скимен рыкающий! Ратники его — смерть ходячая! Архи… Ахри… страх… староста ваш! Как глянет! Как глянет… и баба у него лучница! Да что там ратники! Обозники-то! Илья… недавно мне такое сказанул… я чуть портки не потерял! Твое воспитание, между прочим, Серафим…

— Э? Мое? — Бурей ненадолго задумался, а потом подтвердил: — Да! Мое! А чего сказанул?

— Чего, чего… — Сучка аж передернуло от воспоминаний. — Я ему по чарочке принять предложил, он говорит: «Некогда. Дел много». Нет, ты представляешь себе?!!

— Ой… Ик. — Бурей прикрыл рот ладонью и вытаращился на Сучка. — Не-е, Кондраш, он, пока у меня был, никогда… Это его там испортили!

— Точно! — Плотницкий старшина упер в Бурея указующий перст. — Ох, мудер ты Серафим Ипатьич, ох, мудер, как все прозрел! Истинно, истинно, вертеп там бесовской! И Михайла, в любомудрии погрязший, и мать его… это самое… с Рудным Воеводой… и греха не страшится! И Юлька…

— Гр-р-р! Ягодку не трожь!!!

— Так я ж и объясняю… Михайла так прямо при всех и сказал: «Бурей — добрейшей души человек!». Уж ему ли не знать? Так и говорит: «Добрейшей души!». И все соглашаются! Да и как не согласиться? Я всяких в своей жизни видал… с князьми, как с тобой, разговаривал, а такого, как ты, ни разу не встречал!

— Ну… ты уж совсем… — Бурей опять ухватился за кувшин, но обнаружил, что чарки полны. — Прям… тебя послушать, так и…

— И скромный! — подхватил Сучок. — И набожный! И… давай, Серафимушка, за тебя! Дай тебе Бог здоровья!

Друзья опрокинули по чарке, Бурей захватил жменю квашеной капусты и смачно захрустел, а Сучок, нюхнув корочку хлеба, продолжил:

— Я ж тут, было, уже совсем затосковал, народ-то все вокруг дикий, видом страхолюдный… даже зверообразный! Прямо сыроядцы какие-то! Нет, на вид-то они даже и благообразны… некоторые, но в душе-то! Ты представляешь? Я ему в морду со всей мочи, а он смотрит так, будто неприятно ему, что я руки перед тем не помыл!

— Гы-ы-ы! Это у нас умеют!

— Вот именно! И вдруг ты! Посреди всего этого ужаса! Такая же, как я сам, душа неприкаянная. Ну, признайся: ты, ведь, тоже почуял? А? Ну, почуял же? — Сучок сжал ладони перед грудью и умилися: — Как ты меня тогда об забор! Ласково, даже не сломал ничего!

— Ну, уж… ласково… — Засмущался Бурей. — Скажешь тоже… неприкаянная.

Застенчивость настолько не вязалась с внешним видом обозного старшины, что Сучку стало его жаль и захотелось сказать что-нибудь ободряющее.