Богам божье, людям людское - Красницкий Евгений Сергеевич (2010)

Мишка немного помолчал, дожидаясь, пока его слова будут поняты и усвоены, затем продолжил:

— Отрок Пахомий, не передумал?

Пахом опять зыркнул в сторону старшего брата, но никакого совета не получил, да и какую помощь мог оказать ему Борис в сложившейся ситуации?

— Нет, не передумал!

Особой уверенности в голосе парня не было, одно упрямство и еще, как показалось Мишке, надежда на то, что Борис что-нибудь придумает.

«Привык, чуть что, за спиной старшего брата прятаться, как следствие, неумение самому отвечать за собственные поступки. Что ж, будем надеяться, что у второго голова варит лучше».

— Отрок Амфилохий, не передумал?

— Нет!!!

Вот здесь ни малейшей неуверенности не было. Похоже братцы так достали парня, что он готов был рискнуть жизнью, ради того, чтобы рассчитаться за все разом.

«Блин, не катит Джек Лондон. Там были опытные, битые жизнью мужики, не раз ходившие по краю и знавшие, что такое смерть. А эти, наверняка, по-настоящему и не понимают, что вот прямо сейчас умрут. Что же вы творите, сэр? То, что и обязан, как бы дико это не звучало! Прямо сейчас в крови и муках должен родиться неписанный закон — «Свой неприкосновенен. За убийство своего — смерть!». Одними словами и увещеваниями это не создается. Наказаниями, даже самыми строгими — тоже. Непререкаемая истина должна быть наглядной и осязаемой. Амфилохия жаль, Пахома — нет. Если еще и братец сунется… тоже не пожалею. Позже, эта кровь десятки жизней сохранит».

— Всем отойти! — Строй «курсантов» заколебался, но по несколько шагов назад ребята сделали только после того, как Мишка угрожающе дернул в их сторону самострелом. — В любого, кто сунется, стреляю без предупреждения!

— Боярич, дозволь обратиться! Урядник…

— Заткнись! — Мишка направил самострел в сторону Бориса. — Раньше надо было думать, когда ты свой десяток до такого дерьма довел! Пахомий, Амфилохий, последний раз спрашиваю: не передумали?

— Нет! — В голосе Амфилохия слышался тот самый гибельный восторг, о котором через много веков споет Владимир Высоцкий. — Не передумал!

Пахом снова оглянулся на брата и Борис не выдержал:

— Он передумал! Боярич, он передумал!

— Молчать! Не тебя спрашиваю! Пахомий, твое слово!

Пахом наконец-то испугался. Не поединка до смерти и не Мишкиного самострела. Впервые в жизни он лишился возможности прикрыться от опасности старшим братом. Оказалось, что это страшно. Мишка было, подумал, что он сейчас откажется от поединка, но…

— Нет…

Трудно было понять: отвечал ли Пахом на Мишкин вопрос или просто попытался протестовать против сложившейся ситуации. Ни жестом, ни какими-нибудь словами он этого не пояснил. Тянуть больше не было смысла, и Мишка принял решение. Вытащив два кинжала, он швырнул их под ноги Амфилохию и Пахому, после чего в полный голос объявил:

— Поединок до смерти! Победитель будет казнен на месте за убийство отрока Младшей стражи! Начали!

— Стойте… — подал было голос Борис, но было уже поздно.

Амфилохий, видимо, слишком долго копил обиды и ненависть. Пока Пахом как-то нерешительно тянулся рукой к кинжалу, Ложка, мгновенно нагнувшись, схватил оружие и, не разгибаясь метнул его в противника. Кинжал вонзился нагнувшемуся Пахому слева от шеи в ямку над ключицей, и парень застыл в согнутом положении, так и не подобрав свое оружие. Амфилохий же «рыбкой» метнувшись к противнику, схватил его кинжал и развернулся к уряднику Борису — одной жертвы ему было явно недостаточно. В этот момент ему в затылок врезался болт из Мишкиного самострела. Выстрел с расстояния в несколько шагов пробил голову навылет, и в сторону зрителей полетели брызги крови и мозга.