Богам божье, людям людское - Красницкий Евгений Сергеевич (2010)

Так стал Корней сотником ратнинской сотни и правил ей, без малого, десять лет. Правил не только умело, мудро, но и удачно — люди понимающие знают, что сочетание мудрости и удачливости редко сходятся в одном человеке. Удачей было и то, что младенцы, рожденные холопками по решению перунова братства, ко времени его сотничества стали уже зрелыми мужами и сами обзавелись многочисленным потомством — сотня обрела почти былую силу, и то, что тесть его Святополк Изяславич, став великим князем киевским, оставил Туров и Пинск в области великого княжения, и на туровский стол не сел очередной временщик — посадник не князь, совсем уж не наглеет, да и помнит, что в Погорынье сидит не просто сотник а княжий зять, и то, что на Волынском столе на какое-то время утвердился друг молодости князь Ярослав — настал покой на волынском рубеже, и то, что в Киеве, даже после смерти корнеева тестя, не закрутились новые неурядицы, а сел на целых двенадцать лет мудрый и грозный муж — Владимир Мономах… да мало ли событий, независимых от нашей воли, происходят вокруг, в благоприятном для нас смысле, порождая некое «поле удачливости»? Случается, впрочем, и наоборот, и могут не помочь ни мудрость, ни умения. Корнею, в этом смысле, повезло.

Мудрость же Корнея — его собственное достояние. Сумел он, к примеру, правильно расставить людей. Во главе первого десятка встал ратник Данила, сделавшись первым помощником сотника. Десятником девятого десятка и, как бы, старшим над двумя десятками лучших в сотне лучников, стал Лука Говорун. Друга детства Репейку, вставшего во главе Перунова братства под именем Туробоя, путем сложных соглашений и договоренностей, сделали ратнинским старостой. На княжьем погосте, тоже немалыми усилиями, пристроил еще одного друга — боярина Федора.

Главное же, умудрился Корней свести на нет внутреннее противостояние между перуничами и твердыми христианами, требуя от всех, без исключения, ратнинцев надлежащего исполнения обязанностей православных христиан, а перуново братство превратив в сообщество профессиональных воинов — да, со своими традициями, обычаями и ритуалами, но творимыми не на показ и православному вероисповеданию вреда не наносящих, по крайней мере, явно. Сумел новый сотник оборотить дело так, что в среде ратников возникло и укрепилось убеждение: искусным воином помимо Перунова братства стать невозможно. А поскольку о серебряном кольце мечтал всякий новик, то молодежь в братство уже можно было не зазывать, а отбирать — запретный плод сладок, а творимое в тайне, для молодежи привлекательно вдвойне. В результате пошли в перуново братство и дети твердых христиан (в тайне от родителей, или при их молчаливом попустительстве), а неугодные Корнею, даже из родов перуничей, туда не допускались (например, недоброй памяти, десятник Пимен).

Ну, а умения Корнея — особый разговор. Проистекли они и из удачи и из мудрости (хотя о какой мудрости можно было говорить в годы беспутной юности?). Тем не менее, обретаясь в разных землях и при разных княжеских дворах, тратил время Корней не только на шалости и удовольствия — где только можно, присматривался к действиям воевод, а если получалось, то и расспрашивал их или умудренных жизнью ветеранов. Потому и воевала сотня успешно и потери были невелики, хотя за десять лет сотничества, легло их на душу сотнику немало — два-три человека в серьезной схватке, десяток-полтора в длительном походе, например, в степь на половцев. Но видели ратники, что умеет Корней людей беречь и каждую потерю переживает непритворно и умеет расчесться за нее вражеской кровью, оттого и не услышал он от ратников ни одного слова упрека за все десять лет. От ратников, потому что жены и матери убитых — особый разговор.