Ассегай - Уилбур Смит (2009)

— Только не говори этого вслух. Пусть все думают что хотят. К тому же, говорят, ты быстро учишься. — Пенрод самодовольно усмехнулся: — Должен признаться, к этой шумихе и я приложил руку. По-моему, получилось удачно. Так сказать, штришок гения.

Леон удивленно посмотрел на него:

— Вы-то тут при чем, дядя?

— Когда появились первые статьи, я был в Лондоне. И там меня осенило. Я связался с нашим военным атташе при посольстве в Берлине и попросил устроить перепечатку этих статей в германской прессе, в первую очередь в тех изданиях, что специализируются на публикациях материалов о спорте и охоте. Такие материалы интересны в первую очередь представителям верхушки, тем, у кого есть собственные поместья, для кого охота — развлечение, спорт. Мой план заключался в том, чтобы увлечь этих людей африканским сафари, соблазнить их шансом поохотиться с тобой. А у тебя появится возможность собирать самую разную информацию, которая, несомненно, пригодится, когда придет время схватиться с ними.

— С какой стати они будут доверяться мне?

— Леон, мальчик мой, ты не можешь не знать, какое впечатление производишь на людей. Ты всем нравишься, особенно молоденьким фрейлинам и мадемуазелям. Сафари — особая жизнь, жизнь на природе. Самые замкнутые расслабляются, у молчунов развязывается язык. Я уж не говорю о шнурках на дамских корсетах и панталонах. И почему один из влиятельнейших людей в кайзеровской Германии, крупнейший производитель оружия или его супруга должны подозревать в розовощеком, простодушном парне мерзкого шпиона? — Пенрод поднял палец, подзывая старшего официанта, щеголявшего в просторной, до колен, белой канзе, красном кушаке и феске с кисточкой. — Малонзи! Принеси нам, пожалуйста, бутылочку шато-марго 1879 года. Из моих запасов.

Малонзи вскоре вернулся, бережно неся слегка запылившуюся бутылку кларета. Почтение, коего заслуживала славная марка, проявилось в последовавшем затем торжественном ритуале: официант вытащил пробку, понюхал ее, наклонил бутылку. Первые капли искрящегося красного вина упали в хрустальный бокал. Пенрод взял его, покачал, повел носом, ловя букет.

— Отлично! Думаю, тебе понравится.

После того как и Леон засвидетельствовал свое почтение благородному кларету, Пенрод снова подозвал Малонзи и распорядился подавать пирог. Его принесли на больших блюдах — горячий, только что из духовки, с золотистой корочкой, — и полковник с воодушевлением взялся за дело.

— Я позволил себе просматривать твою почту, прежде всего ту, что шла из Германии, — сообщил он, не переставая жевать. — Ждать не мог — так хотелось посмотреть, что попало в наши сети. Надеюсь, ты не против.

— Вовсе нет, дядя. Пожалуйста, чувствуйте себя в этом отношении совершенно свободно.

— Я отобрал шесть писем, которые, на мой взгляд, заслуживают особого внимания, отправил депешу нашему военному атташе в берлинском посольстве и получил от него отзыв по каждой из отобранных кандидатур.

Леон сдержанно кивнул.

— Четверо из них — фигуры крайне важные и влиятельные в общественной, политической и военной областях. Даже не состоя официально на высоких должностях и не входя в состав тех или иных органов, они в курсе всех государственных дел в силу доверительных отношений с кайзером. Они знают обо всех его планах и намерениях в отношении остальной Европы, а также Британии и нашей империи. — Леон снова кивнул, и Пенрод продолжил: — Я обсудил это с Перси Филипсом и сказал ему, что ты, помимо всего прочего, еще и состоишь на службе в британской военной разведке. Он согласился сотрудничать с нами по всем направлениям.

— Я понял, сэр.

— Среди отобранных нами клиентов особое внимание привлекает принцесса Изабелла Мадлен Гогенберг фон Пруссен фон унд цу Гогенцоллерн. Мало того что она приходится кузиной кайзеру, так еще и муж ее, сам фельдмаршал Вальтер Август фон Гогенберг, один из высших военачальников Германии.

Леон отреагировал на эту информацию соответствующей миной.