Ассегай - Уилбур Смит (2009)

Граф вскочил, отбросил щит и, издав победный вопль, пустился в пляс. На искаженном безумной гримасой лице блестела горячая кровь убитого зверя. Несколько морани подбежали к поверженному хищнику с занесенными для удара ассегаями, и граф встал у них на пути и угрожающе заревел, не подпуская никого к добыче. Вырвав из тела зверя окровавленное копье, он пошел на вставших плечом к плечу морани, колотя себя в грудь кулаками, выкрикивая проклятия и потрясая ассегаем. Но сколь ни свиреп был его вид, сколь ни дика ярость, охотники не отступили и ответили тем же, требуя своей доли славы, отстаивая право окрасить копья кровью убитого хищника. Отто сделал выпад, и первый морани с трудом увернулся от удара, выставив щит. Граф взвыл от злости и швырнул ассегай в противника, как дротик. Воин снова заслонился щитом, но бросок был столь сильным, что лезвие пробило кожу и рассекло запястье. Остальные морани завопили от ярости.

— Боже! Он рехнулся! — выдохнула Ева. — Он кого-нибудь убьет. Или сам погибнет. Я должна его остановить.

Она шагнула вперед.

— Нет. Сейчас они все жаждут крови. Ты их не остановишь, только сама пострадаешь.

Леон схватил ее за руку.

Она попыталась вырваться.

— Раньше у меня получалось. Он послушает меня.

— Нет. — Он сжал ее плечо и, держа ружье, как пистолет, указал им в сторону холма. — Посмотри туда.

Ева повернулась и увидела второго льва. Зверь стоял на вершине, громадный, словно раздувшийся от ярости и оттого казавшийся вдвое больше первого. Выгнув спину, он опустил голову к земле и заревел в полное горло так, что сама земля задрожала. Замерли зрители, застыли с поднятыми копьями морани, и даже граф Отто остановился. Всех накрыла мертвая тишина. И все обратились к холму и стоявшему на вершине льву.

Звери разделились двумя днями ранее, когда одного увел принесенный утренним ветерком соблазнительный запах. То был запах львицы, у которой открылась течка. Не ответить на такое предложение он не мог.

Лев нашел самку после рассвета, но другой кавалер — моложе, сильнее и решительнее — отыскал ее раньше. Самцы схватились — с ревом, терзая друг друга когтями и клыками. Старик ретировался — с прокушенным до кости плечом и глубокой раной на боку. Хромая от боли, униженный и отверженный, он вернулся к брату. Они воссоединились после восхода луны, и раненый, подкрепив силы убитой братом антилопой, ушел на каменистый уступ, где и залег, зализывая раны.

Он слишком устал, чтобы принять участие в нападении на морани, и теперь, услышав предсмертный рев брата, покинул убежище и смотрел сверху вниз на неподвижное тело родича. Лев не ведал человеческих чувств — печали, горечи, боли одиночества, — но знал ярость, ужасную, всепоглощающую ярость, направленную против мира вообще и особенно против стоявших перед ним хлипких двуногих существ. Ближайшим из них оказался граф Отто, и именно на его бледном теле сфокусировалась вся ярость зверя. Он бросился вниз.

С пронзительными воплями, как куры от упавшего камнем сокола, бросились врассыпную женщины. Морани растерялись: они только что теснили белого охотника, как вдруг ниоткуда, словно вызванный магическими силами, явился лев.

К тому моменту, когда все опомнились и повернулись лицом к новой угрозе, зверь уже покрыл большую часть расстояния, отделявшего его от графа.

Леон оттолкнул Еву.

— Оставайся здесь! Не подходи! — крикнул он и бросился вниз, чтобы спасти клиента.

Опоздали все.