Ассегай - Уилбур Смит (2009)

— А это что такое? — спросил Кермит. — Как будто еще один лев.

— Вот именно, еще один, — подтвердил Леон.

— Он что, брат первого?

— Вот уж нет. Скорее его соперник и смертельный враг. — Кермит собирался еще что-то спросить, Леон жестом остановил его. — Подожди, мне нужно поговорить с масаи. — Разговор на маа, напоминавший обмен пулеметными очередями, занял не больше пары минут, после чего Леон повернулся к американцу: — Да, дело как раз в этом. Первый лев — старый самец, вожак. Здесь его территория, здесь у него гарем, здесь же детеныши. Но годы берут свое, силы уходят. Второй лев молод и силен, во цвете лет. Он чувствует себя в состоянии бросить вызов вожаку, заявить претензию и на территорию, и на гарем, однако решимости пока не набрался, вот и бродит, готовится к схватке. А старик, понятное дело, пытается его отпугнуть.

— И все это Маниоро понял из нескольких рыков?

— Они оба, и Маниоро, и Лойкот, прекрасно знают львиный язык, — с непроницаемым лицом объяснил Леон.

— Сегодня говори что хочешь — я всему поверю. Итак, получается, у нас здесь не один лев, два.

— Да. И далеко они не уйдут. Старый не рискнет уходить, оставив дверь нараспашку. А молодой не уйдет, потому что чует самок.

Уснуть никто больше не пытался. Рассевшись вокруг костра, все обсуждали план охоты и до самых первых лучей потягивали приготовленный Ишмаэлем отличный кофе. Потом наступило время завтрака: знаменитого омлета из страусиных яиц и не менее знаменитых горячих ячменных лепешек. Одно страусиное яйцо заменяет две дюжины куриных, но на сковородке ничего не осталось. Пока охотники подбирали лепешками последние крошки, Ишмаэль и масаи сняли палатки и навьючили мулов. Воздух был еще свеж и сладок, когда отряд выступил навстречу приключениям.

Пройдя около мили вдоль берега реки, они спугнули стадо возвращавшихся с водопоя буйволов. Леон завалил двух бычков двумя выстрелами — из левого и правого стволов. Бычкам вскрыли животы, предоставив утреннему ветерку разнести запах мертвечины, после чего приманку развезли на мулах и оставили на открытых местах, чтобы раненому льву негде было укрыться. Укладывая последнюю приманку, носильщики наломали зеленых веток и забросали ими тушу — мера предосторожности от гиен и стервятников. Взрослого льва это хлипкое препятствие остановит разве что на пару секунд.

Продолжив путь вдоль реки, Леон через каждую милю подстреливал попадавшее на глаза крупное млекопитающее: жирафа, носорога или буйвола. К закату они прошли больше десяти миль, оставив на маршруте не меньше дюжины пахучих приманок.

Ночь снова прошла без сна: соперники продолжили состязание в реве. В какой-то момент старый вожак оказался так близко от лагеря, что от его могучего рыка задрожала земля, но претендент на вызов не ответил.

— Молодой нашел нашу приманку, — объяснил его молчание Маниоро. — Молчит — значит, ест.

— Я думал, львы не питаются падалью, — заметил Кермит.

— Не верь всему, что говорят. Львы так же ленивы, как домашние кошки. Жрут все, что им дают, и запашок нисколько их не смущает. На охоту они идут в крайнем случае, когда ничего другого не остается.

Через два часа после полуночи старый лев умолк. Ночь притихла.

— Теперь и он нашел приманку, — заметил Маниоро. — Завтра возьмем обоих.

— Сколько львов мне разрешается по лицензии? — спросил Кермит.

— Хватит даже тебе. В Британской Восточной Африке львы считаются хищниками. Стреляй сколько хочешь.

— Отлично! Я хочу этих двух. Хочу отвезти домой и показать отцу.

— Я хочу того же, — согласился Леон.

На следующее утро, едва рассвело, они двинулись по знакомому маршруту вдоль цепочки приманок. Оделись потеплее — солнце еще не взошло, а воздух был прохладен и благоухал, как отличное шабли.