Жизнь и пиратские приключения славного капитана Сингльтона - Даниэль Дефо (1720,1724)

Тут заканчивается моя история о путешествиях в этой части света. Мы вышли в море и некоторое время шли к северу, чтобы попытаться продать пряности. Мускатного ореха у нас было очень много, и мы не знали, что с ним делать. Мы не смели явиться на английские берега, говоря точнее, не смели торговать возле английских факторий. Мы отнюдь не боялись сразиться с любыми двумя кораблями. Кроме того, мы знали, что раз у них нет каперских свидетельств[136] или разрешений от правительства, то вообще не их дело действовать наступательно, хотя бы мы и были пиратами. Понятно, если бы мы на них напали, они могли бы оправдаться тем, что соединились для самозащиты и просто помогали друг другу обороняться, но по собственному почину нападать на почти пятидесятипушечный пиратский корабль, каким был наш, ясно, им не полагалось, следовательно, нам ни к чему было думать об этом, а уж тем паче тревожиться. С другой стороны, нас вовсе не устраивало, чтобы нас заметили, чтобы весть о нас пошла от одной фактории к другой и чтобы мы, каковы бы ни были наши намерения, оказались обнаруженными. Еще менее улыбалось нам быть замеченными среди голландских факторий на Малабарском побережье, так как мы были нагружены пряностями, которые, как полагается в нашем ремесле, отняли у голландцев. Это открыло бы голландцам, кто мы такие и что натворили. И они, без сомнения, всякими способами объединились бы для того, чтобы напасть на нас.

Значит, единственным для нас выходом было идти на Гоа и там, если удастся, продать пряности португальским факториям. Сообразно с этим мы направились почти в том направлении, ибо видели землю за два дня до этого. Оказавшись на широте Гоа, мы двинулись прямо на Маргаон, в начале Сальсата[137], по пути в Гоа. Тут я крикнул штурвальным повернуть и приказал лоцману вести корабль на северо-запад, пока мы не потеряем землю из виду. Затем мы с Уильямом созвали совет, как это случалось при важных обстоятельствах, чтобы решить, каким манером нам торговать здесь, чтобы нас не открыли. Наконец мы решили, что туда вообще не пойдем, а Уильям с экипажем из верных людей, на которых можно положиться, на шлюпе отправится в Сурат, лежавший дальше к северу, и будет там в качестве купца торговать с подходящими английскими факториями.

Дабы воплотить этот замысел с возможно большими предосторожностями и не навлечь на себя подозрений, мы решили снять со шлюпа все пушки и укомплектовать его людьми, которые пообещают нам не сходить на берег и не вступать в разговоры с посторонними, кто бы ни появился на корабле. Чтобы усовершенствовать задуманное нами, Уильям подготовил двух наших – лекаря и еще одного сообразительного парня, старого моряка, служившего лоцманом на побережье Новой Англии и превосходного лицедея. Уильям нарядил обоих квакерами и научил разговаривать на квакерский лад. Лоцмана он сделал капитаном шлюпа, лекаря – доктором, кем тот, собственно, и был, а сам стал суперкарго. В этом обличье, на шлюпе, лишенном каких бы то ни было украшений (да и прежде на нем их было немного) и пушек, он отправился в Сурат.

Я, понятно, должен упомянуть, что за несколько дней до этого мы подошли к расположенному недалеко от берега песчаному острову, где был хороший глубокий залив вроде рейда. Остров находился вне поля зрения факторий, которых здесь было полно. Мы вытащили груз из шлюпа и погрузили в него то, что собирались продавать, то есть только мускатный орех и гвоздику, но главным образом первое.

Отсюда Уильям и два его квакера с восемнадцатью людьми двинулись на шлюпе к Сурату и встали на якорь в некотором расстоянии от факторий.