Власть меча - Уилбур Смит (1986)

И новобранцы, заражаясь духом происходящего, смеялись и мазали друг друга липкой мазью.

В конце помещения каждому выдали по небольшому квадратному куску пятнистого карболового мыла.

– Ваши матерям может казаться, что вы пахнете, как цветущая мимоза, но даже козы шарахаются, когда вы проходите с наветренной стороны.

Старший рассмеялся и затолкал их под горячий душ.

Когда они, отдраенные и по-прежнему голые, выходили из душевой, их уже ждали врачи, и на этот раз медицинский осмотр был более тщательным. Им прослушивали легкие и заглядывали во все отверстия.

– Что случилось с твоим ртом и головой? – спросил врач у Хендрика. – Нет, не говори. Не хочу знать. – Он и раньше видел такие раны. – В поездах распоряжаются злобные скоты. Мы направим тебя к дантисту, он извлечет обломки зубов; голову зашивать поздно, у тебя останется несколько приметных шрамов. А в остальном ты красавец! – Он хлопнул Хендрика по жесткой, лоснящейся, мускулистой спине. – Пойдешь на подземные работы. Получишь прибавку за работу под землей.

Всем выдали серые комбинезоны и сапоги с подковами, а потом позволили наесться до отвала.

– Я ожидал другого. – Хендрик ложку за ложкой отправлял в рот похлебку. – Хорошая еда, улыбчивые белые, никаких побоев – совсем не так, как в поезде.

– Брат, только дурак морит голодом и бьет своих быков, а эти белые не дураки.

Другой овамбо взял тарелку Мозеса, пошел на кухню и принес ее снова полную. Приказов Мозеса для таких незначительных повседневных дел не требовалось. Окружающие удовлетворяли все его потребности, словно по праву рождения. История о смерти белого надзирателя Шайелы, забойщика, за множество повторений уже была приукрашена и превратилась в легенду, укрепив положение Мозеса Гамы и его помощника; люди умолкали и уважительно наклоняли головы, когда Мозес или Хендрик обращались непосредственно к ним.

На следующее утро их подняли на рассвете с коек в бараке и после обильного завтрака из кукурузной лепешки и мааса – густого, комковатого кислого молока – отвели в длинное учебное помещение с железной крышей.

– Сюда, в голди, со всех концов земли приходят люди сорока племен, они говорят на сорока разных языках: от зулусского до тсвана, от гереро до басуто, и только один из тысячи понимает хоть слово по-английски или на африкаансе, – негромко объяснял Мозес брату, в то время как остальные уважительно освободили им лучшее место в классе. – Здесь нас будут учить специальному языку голди – языку, на котором все люди, черные и белые, из любого племени, смогут разговаривать друг с другом.

Их учителем общепонятного языка золотых копей – фанакало – стал пожилой почтенный зулус, чью лысину прикрывала белая шерстяная шапочка. Название языка было взято непосредственно из этой «лингва-франко» и означало буквально «так, как это; так, как то». В последующие недели новобранцы будут часто слышать: «Делай так, как этот, работай так, как тот! Себенза фанакало!»

Учитель-зулус сидел на возвышении в окружении всех принадлежностей шахтерского ремесла. Он касался предмета указкой, и все должны были хором повторить название. Каски и фонари, молоты и кирки, ручные буры и мотыги, предохранительные поручни и оснастка – они хорошо освоят все это до того, как проведут в шахте свою первую смену.

Но вот пожилой зулус коснулся своей груди и сказал:

– Мина!

Потом показал на класс и сказал:

– Вена!

И Мозес возглавил хор ответов:

– Я! Ты!

– Голова! – говорил инструктор. – Рука! Нога!

Он касался частей своего тела, и ученики с энтузиазмом повторяли его слова.