Власть меча - Уилбур Смит (1986)

– Я говорю им: терпение, – нахмурился Хендрик. – Я не знаю ответа, но когда говорю так, стараюсь выглядеть мудрым. А если они пристают ко мне, как дети, – что ж, я бью их, как детей. – Мозес радостно рассмеялся, но Хендрик покачал головой. – Не смейся, брат, я не могу и дальше бить их.

Мозес хлопнул его по плечу.

– Тебе и не придется. Но скажи, Хендрик, чего тебе больше всего не хватало в эти месяцы, что ты работаешь на «СРК»?

Хендрик ответил:

– Женщины подо мной.

– Это ты получишь до исхода ночи. А еще, брат мой?

– Огня доброй выпивки в животе – не того слабого пойла, которое продают в пивных компании.

– Брат мой, – с серьезным видом сказал Мозес, – ты сам ответил на свой вопрос. Именно это твои люди будут получать от братства. Эти куски мы бросим своим охотничьим псам: женщин, выпивку и, конечно, деньги, но те из нас, кто стоит во главе братства, получат больше, гораздо больше.

И он включил двигатель «форда».

Золотоносные жилы Витватерсранда образуют дугу длиной в сто километров. Самые старые шахты, вроде «Восточного Даггафонтейна», расположены в восточной ее части, где впервые было обнаружено золото; более новые – в западной части дуги, где жила резко уходит в глубину; но такие шахты, как «Бливорутзихт», невероятно богаты. Все шахты расположены на этом знаменитом полумесяце и окружены городами, которые выросли и развились благодаря золоту.

Мозес вел черный «форд» на юг, в сторону от шахт, улиц, построек белого человека; дорога, по которой они ехали, быстро сузилась и ухудшилась, ее поверхность была покрыта колеями, ямами и оставшимися после недавнего дождя лужами. Она перестала быть прямой и начала петлять, превратившись в паутину троп и линий.

Огни городских улиц остались позади, но появилось другое освещение: свет сотен древесных костров. Их оранжевое сияние затмевали облака плывущего от них дыма. Костры горели перед лачугами из толя и старого рифленого железа; хижины стояли так тесно, что между ними оставались только узкие проходы, и в этих лачугах постоянно ощущалось присутствие множества людей, как будто здесь, в открытом вельде, расположилась невидимая армия.

– Где мы? – спросил Хендрик.

– В городе, который не признает ни один человек, в городе, которого не существует.

«Форд» подпрыгивал и кренился на неровной дороге между лачугами. Хендрик мельком видел темные силуэты хижин, а фары освещали небольшие сцены: черные ребятишки забрасывают камнями бродячего пса; у дороги лежит человек, пьяный или мертвый; женщина, присев за углом железной стены, мочится на землю; двое мужчин схватились в безмолвной смертельной стычке; семья перед костром ест из жестянок, едоки испуганно смотрят огромными глазами на огни фар; другие темные фигуры торопливо прячутся в тени, – их были сотни, и чувствовалось присутствие еще тысяч.

– Это «Ферма Дрейка», – сказал Мозес. – Один из бродяжьих городов в окрестностях голди белых.

От обширного человеческого поселения тянуло древесным дымом и отбросами, закисшим потом горячих тел и подгоревшей на открытых кострах пищей. Это был запах гниющего в лужах мусора и отвратительный дух кровососущих насекомых в грязной постели.

– Сколько человек здесь живет?

– Пять тысяч, десять тысяч. Никто не знает, и никому это не нужно знать.

Мозес остановил «форд» и выключил фары и двигатель.

Наступившая тишина не была подлинной тишиной; слышался гомон, подобный далекому морскому прибою: крики младенцев, лай собак, женское пение, голоса мужчин, которые бранились, ели и разговаривали, пронзительные голоса спорящих или совокупляющихся, голоса умирающих, испражняющихся, храпящих, играющих и пьющих в ночи.

Мозес вышел из «форда», повелительно сказал что-то в темноту, и из-за лачуг появилось с десяток фигур. Хендрик понял, что это дети, хотя их возраст и пол определить было невозможно.