Власть меча - Уилбур Смит (1986)

Изабелла тоже отрезвела и была потрясена не меньше его – вернее, так ему показалось, но когда жена снова посмотрела на Блэйна, он понял, что она изобразила раскаяние, лишь бы вернуть его в пределы досягаемости своего языка.

– Я не могу поехать с тобой в Берлин, Блэйн. Я уже спрашивала доктора Джозефа, и он запретил. Он говорит, что поездка убьет меня. Однако я знаю, что ты задумал – ты и эта женщина. Я знаю, ты использовал все свое влияние, чтобы Шасу Кортни взяли в команду – только чтобы дать ей предлог тоже поехать. Я знаю, что ты задумал замечательный отдых от законной жены, и не могу остановить тебя…

Он в гневной покорности развел руки. Бесполезно было протестовать. Голос Изабеллы снова перешел в резкий, пронзительный крик.

– Так вот, позволь тебе сказать – медового месяца, на который вы нацелились, не будет! Я уже сказала девочкам – и Таре, и Матильде Джанин, – что они едут с тобой. И сказала, и они вне себя от волнения. Теперь тебе решать. Либо тебе хватит жестокости огорчить своих дочерей, либо ты будешь в Берлине не Ромео, а нянькой. – Ее голос стал еще выше, а блеск глаз – мстительнее. – И предупреждаю, Блэйн Малкомс! Если ты откажешься взять их собой, я расскажу им почему. Господь свидетель, я расскажу им, что их любимый папочка – лжец и распутник!

* * *

Хотя все: от всезнающих спортивных журналистов до самых невежественных болельщиков – были уверены, что Манфред Деларей поедет в Берлин в составе команды боксеров, но когда официально объявили, что он действительно включен в команду да вдобавок из тяжеловесов в команду вошел Рольф Стандер, а тренером сборной назначен преподобный Тромп Бирман, весь город, весь Стеленбосский университет преисполнились гордости и радости.

Состоялся прием у градоначальника и парад на улицах города, а на массовой встрече «Оссева брандваг» главнокомандующий объявил молодых людей примером африкандерского мужества и всячески превозносил их преданность и бойцовское мастерство.

– Именно такие молодые люди приведут наш народ к его законному месту на этой земле, – сказал он; построенные в ряды члены общества, все в форме, приветствовали их условным салютом – кулак правой руки прижат к груди, – и Манфреду и Рольфу прикрепили к рукаву формы знаки офицерского достоинства.

– За Бога и Volk! – призвал командующий. Манфред никогда раньше не испытывал такой гордости, такой решимости оправдать оказанное ему доверие.

В последующие недели возбуждение продолжало нарастать. Состоялись примерки олимпийской формы – зелено-золотой пиджак, белые брюки и широкополая шляпа: в этой форме им предстояло пройти по олимпийскому стадиону. С командой проводили бесконечные инструктажи, охватывавшие все темы: от немецкого этикета и правил вежливости до организации перемещений и характеристики противников, с которыми они могут встретиться на пути к финалу.

У Манфреда и Рольфа брали интервью все газеты и журналы страны, получасовая программа национального радио «Это твоя земля» была целиком посвящена им.

Только на одного человека это возбуждение, казалось, нисколько не подействовало.

– Недели, когда тебя не будет, покажутся мне длиннее всей остальной жизни, – сказала Сара Манфреду.

– Не будь глупышкой, – рассмеялся он. – Я вернусь раньше, чем ты спохватишься, с золотой медалью на груди.

– Не зови меня глупышкой, – вспыхнула она, – никогда больше не зови!

Он перестал смеяться.

– Ты права, – сказал он. – Ты достойна гораздо большего.