Знак Сокола - Хван Дмитрий Иванович (2011)

В эти дни царские посланцы сумели осмотреть все укрепления, хозяйственные постройки и мастерские Владиангарска. Петренко не скрывал от них практически ничего, кроме оружейных складов, потому что не без оснований считал вверенное ему хозяйство образцовым. Городок свой он устраивал максимально похожим на военную часть, где он проходил службу. Только тир был не в подвале казармы, а в леске неподалёку. И естественно, царил настоящий порядок. Загорающиеся ночью прожектора, когда зажженная лампа помещалась в фокус нескольких зеркал и давала яркий свет, как и паровая машина, поднимающая без участия человека по жёлобам воду из Ангары на окружающие поля, произвели неизгладимое впечатление на московитов. По прошествии недели одним из тёплых и маловетреных вечеров к Петренко в гости напросился Беклемишев, пришедший с одним из юношей, что были в посольстве. Уже в воеводском доме Василий Михайлович представил его, как своего сына Петра. Ярослав в ответ познакомил Беклемишевых со своими детьми – четырнадцатилетним курсантом Ростиславом, девятилетней Ярославой и пятилетним Святославом. Во время ужина приказный голова учил своего сына пользоваться вилкой и усердно кормил варёной картошкой, то и дело спрашивая, нравится ли ему земляное яблоко?

Тот отвечал утвердительно, вызывая этим улыбки у Елены Мышкиной – жены Ярослава. Несмотря на кажущееся благолепие, царящее за столом, вежливые вопросы и не менее благочинные ответы, нечто тяготило воеводского гостя. Это заметила и Лена, чувствуя, что Беклемишеву есть что сказать и Василий Михайлович лишь ждёт удобного момента. Когда дети поели, а две пожилые женщины забрали грязную посуду, принеся чай и печенье с вареньем в вазочках.

– Василий Михайлович, – сказал Петренко, наливая в чашку ароматного горячего напитка. – У вас есть к нам какое-то серьёзное дело? Так вы говорите, чего ждать.

Лена переглянулась с мужем, – уйти ли ей или остаться? Ярослав в ответ налил чаю и ей, и Петру.

– Да, воевода, имеется у меня просьбишка, – посерьёзнел Беклемишев. – Сына своего, молодшенького, желаю у вас в учении оставить. Зело головастый он, ума живого. Надобно ему ратному делу, в Ангарии принятому, обучиться, дабы на Руси служить в чести.

– Это можно, – кивнул Петренко. – Князь против не будет, я думаю. Ещё что-то сказать хочешь, Василий Михайлович?

– Есть и ещё малая просьбишка, – облегчённо улыбнулся бородач. – Воевода Ярослав Ростиславлевич, друг любезный, не откажи. Продай мне земляного яблока сего, два мешка!

– Не продам, – нахмурился Петренко. – Подарю!

– Я уж отдарюсь, воевода! – благодарил Беклемишев Ярослава. – Ей Богу, отдарюсь. А то мне раз князь Сокол мешок пожаловал, так в острожке всё пожрали, ироды! Не уследил я, да и голодно в том годе было.

К концу месяца разгрузились и два других парохода. Население Ангарского княжества за счёт этого каравана пополнилось на тысячу четыреста двадцать человек. Из них было три сотни башкир. Да несколько сотен людей, называемых Беклемишевым черемисами. Сами же себя они называли мари.

– Ишь, марийцев прислали, – удивлялась тогда Дарья. – В следующий раз, интересно, кто будет?

По прибытию Соколова во Владиангарск Афанасий Ордин-Нащокин обещал к концу весны привести ещё шесть сотен черемисов-марийцев. В язычестве поганом пребывающих, сразу же оговорился он. Сокол против язычников не возражал. После чего, передав царские грамоты ангарскому князю, он пояснил их содержание, покуда они прогуливались по дорожкам военного городка:

– С сего лета, государь наш, Михаил Фёдорович, слать до вас людишек христианских зарекается. Ибо грех се есть великий. А матушка наша, церковь православная, изволила гнев учинить на оные порядки. Смуту в народе сеять с сего лета более не мочно.

'Кончилась халява' – подпёр голову кулаком Соколов. – 'Или золото отыскали'.

– Афанасий Лаврентьевич, Церковь против того, чтобы люди переселялись жить в наше княжество?