Ирландское сердце - Мэри Пэт Келли (2015)

– Для чикагской «Трибьюн», – ответила я, когда мы с ним брели среди деревьев с набухающими почками и цветущих нарциссов. Некогда они считались признаками возрождения жизни, но сейчас казались знаками приближающейся беды.

Зимой у нас было много раненых от разрывов снарядов в окопах, не говоря уже о бесчисленном количестве солдат, заболевших из-за того, что им приходилось жить, закопавшись в промерзшую землю, и сутками стоять в ледяной воде в траншеях. Все были ослаблены дизентерией. Пол лишь рассмеялся, когда я спросила у него, как люди там решают проблемы с туалетом.

– Дерьмо само командует нами там, – сказал он. – Оно смешивается с грязью и плывет по траншеям. Таков Западный фронт, Нора.

Но весной началась по-настоящему массовая гибель людей.

– Кэролин Уилсон – хорошая журналистка, – сказала я Полу. – Она бывала в самой гуще боев.

– Уж лучше она, чем я, – пробормотал Пол.

В свою шпионскую деятельность он вкладывал так же мало усердия, как в солдатскую службу в свое время. Так что я была в относительной безопасности. Тот «регбист», вероятно, на фронте. Надеюсь, что окоп ему достался особенно сырой.

Вторая половина дня выдалась очень теплой, и Пол вынес стол для нас на улицу, на задний двор госпиталя.

Кэролин Уилсон оказалась моложе, чем я ожидала: она рассказала, что всего пять лет назад окончила колледж.

– В Уэллсли, – уточнила она, а потом спросила, где училась я.

– В средней школе Святого Ксавье. В Чикаго.

Отец Кевин и Мод так и не приехали, а у Маргарет был срочный вызов к больному, так что мы с Кэролин сидели одни. Пол, воображая из себя французского официанта, налил нам чая и принес тарелку с печеньем «Мадлен».

– Я, конечно, знаю ваш город, – сказала Кэролин. – Мне пришлось прожить там некоторое время, прежде чем «Чикаго Трибьюн» командировала меня в Париж как раз перед началом войны. Счастливый перелом в судьбе.

– Да уж, счастливый, – повторила за ней я.

– Конечно счастливый, – подтвердила она, но затем, видимо, уловив мою интонацию, добавила, что, разумеется, предпочла бы, чтобы никакой войны не было.

– Разумеется, – снова повторила я. И замолчала.

Почему я так сурова с ней? В конце концов, она всего лишь выполняет свою работу.

– Мне понравилась ваша статья о том, как французские женщины вяжут, – наконец сказала я.

– Они так быстро и ожесточенно звенят своими спицами. Как будто их свитеры, шарфы и носки не просто должны согреть их p’tit plouplou[163], а еще каким-то образом защитить его от пуль и минометного огня.

«Слишком поэтично, пожалуй», – подумала я. С другой стороны, человек только что окончил колледж.

– Однако, – продолжила она, – я также хотела подчеркнуть там, что женщины сейчас осваивают мужские профессии: управляют магазинами и ресторанами, водят машины скорой помощи. А те, кто выполняет более традиционные женские роли, как, например, вы, медсестры, зарабатывают на войне громадный авторитет.

Что ж, спасибо большое на добром слове.

Познакомились мы с Кэролин, когда она пришла на мессу по случаю Дня святого Патрика в Нотр-Дам-де-Виктуар. Посол Херрик представил мне ее как мою соотечественницу из Чикаго.

Кэролин тогда начала распространяться про американский госпиталь и про то, как бы она хотела взять интервью у американских медсестер, но осеклась, увидев Мод.

– Это же она, Мод Гонн, верно? – спросила она. – Вы с ней знакомы?

– Да.

– А могли бы вы как-то представить меня ей? Моей редакции было бы очень интересно узнать о ее взглядах на то, как война повлияла на Ирландию. Согласится ли она со мной поговорить? – сыпала вопросами она.

Мод с радостью согласилась. У нее всегда было что сказать.