Ирландское сердце - Мэри Пэт Келли (2015)

– Не ему, – ответил отец Кевин. – Но если О’Тул действительно поднимет шум по этому поводу, у нас есть сочувствующие нам французские официальные лица и даже несколько порядочных человек в британской армии.

– Артур Кейпел? – догадалась я, поскольку знала, что тот приезжает повидать отца Кевина.

Отец Кевин открыл конверт, вынул оттуда чек и показал мне. Он был на пять тысяч франков и выписан на имя Мод.

– Добрый человек этот Джон Куинн, – заметил отец Кевин.

Затем он извлек сложенную в несколько раз газетную вырезку. Это была статья, которую Мод написала для «Нью-Йорк Сан». Интересно, видела ли она ее? Заголовок ей точно понравился бы: «Ирландская Жанна д’Арк выступает в защиту Шинн Фейн[170]».

– А теперь давайте посмотрим, что рассказывает Куинн, – продолжил отец Кевин. – Он может знать больше нашего про события в Ирландии. Американской прессе рот не заткнешь.

Я встала, чтобы читать через плечо отца Кевина.

Итак. Во-первых, Джон Куинн не испытывал никакого энтузиазма по поводу того, что он называл «бунтом». Он писал, что дело это было «печальным, безумным, трагичным и заранее обреченным на неудачу». Но в катастрофе он винил либеральную партию Британии. «Нельзя выразить словами мою ярость, презрение и отвращение по отношению к Асквиту. Редмонд выполнил свою часть уговора и был предан», – писал он.

– Выходит, Куинн поддерживал Редмонда? – спросила я у отца Кевина.

– Это называется «американское понимание игры по правилам», – пояснил отец Кевин. – Он считал, что, раз Редмонд рекрутировал солдат для британской армии, правительство сдержит свое слово и пожалует Ирландии гомруль. Но мы не получили ничего. Теперь наших парней убивают на Сомме, под Верденом, в Галлиполи. В прошлом месяце был убит родной брат Редмонда.

Мы с отцом Кевином переглянулись. Что я могла на это сказать?

Отец Кевин вновь поднял письмо. Куинн писал, что боролся за то, чтобы спасти Роджера Кейсмента и других лидеров восстания. Он перечислял влиятельных людей, которых собрал вокруг себя, чтобы позвонить британцам и попросить о милосердии. Это был очень впечатляющий список. Куинн, безусловно, нанес сильный удар. Однако, поиграв мускулами своего влияния и возможностей, потерпел неудачу. И это ему очень не понравилось.

Куинн приводил аргументы, которые привел англичанам. Расстрел ирландских лидеров вызовет у народа по отношению к ним не меньшую ненависть, чем гибель «Лузитании» по отношению к немцам. Они не прислушались к его предупреждению. Куинн писал так: «Теперь для Англии уже невозможно выставлять себя поборником интересов малых наций. А для Соединенных Штатов представляется абсолютно немыслимым вступить в войну на стороне англичан. В настоящее время единственным сторонником либеральных идей выступает только Франция».

– Хм-м-м, – задумчиво протянул отец Кевин. – Это как раз та позиция, которую теперь займут те, кто желает, чтобы Америка воевала. «Сражаться за Францию! Vive Lafayette![171]»

– Но Вудро Вильсон не хочет войны, – возразила я.

– Вы в этом уверены? – спросил отец Кевин.

Я думала о словах Хелен Келлер. Какую роль на самом деле играют политики, если крупные бизнесмены уже твердо решили участвовать в войне? Следующий абзац своего письма Куинн посвятил предупреждению Мод, чтобы она не выставляла себя прогермански настроенной. Он даже выразил недовольство тем, что поминальную службу по ирландским мученикам в Карнеги-Холле проводил Виктор Герберт[172]. «Его мать, может, и ирландка, – писал Куинн, – зато сам-то он немец до мозга костей».

– Виктор Герберт? – оживившись, переспросила я. – «Капризная Мариетта»? «Ах, сладкая загадка жизни»? Никогда не думала, что он занимается политикой.

Отец Кевин, похоже, понятия не имел, о чем это я, и продолжил читать письмо.

– Куинн тут пишет, что многие ирландские политики считают, будто государственное мышление предполагает ненависть к Англии, – сказал отец Кевин. – Насчет этого Куинн прав.