Ирландское сердце - Мэри Пэт Келли (2015)

– Я очень горжусь эффективностью собственных усилий, – продолжила Мод. – Я уже купила билеты и забронировала места на корабле. Барри отправилась в Дублин заранее и уже нашла для нас дом. Так что пару дней поживем в походных условиях тут – и в путь.

Мод была убеждена, что Джон Куинн использовал свое влияние на британцев, дабы отменить приказ о запрете ее въезда в Ирландию. И сейчас к ней отчасти вернулась ее прежняя энергия.

В тесной мансарде было холодно и темно. В Париже было все сложнее и сложнее доставать уголь, а подачу электричества ограничили. Найти сахар, овощи и фрукты стало вообще невозможно.

– Тащи-ка сюда бочонок, – позвала Мод Шона.

Он устроился под самым свесом крыши и читал при свете свечи, укрывшись грудой одеял. Изольда сидела в другом углу, задумчиво смотрела в мансардное окно и курила. Деревянный бочонок, который Шон вытащил на середину комнатки, напоминал те, что я видела в магазине у Пайпера в Бриджпорте. Мод сняла крышку, и послышался хорошо знакомый мне запах.

– Яблоки, – подтвердила мои догадки она. – Джон Куинн присылает их на Рождество каждый год. Мы возьмем немного с собой, а остальное оставим вам.

– Спасибо, Мод, – поблагодарил отец Кевин. – Вы очень добры.

– Да, – кивнула я.

– Давайте несколько попробуем прямо сейчас, – предложила она.

Шон дал каждому по яблоку. «Они побольше, чем pommes во Франции», – подумала я, откусывая свое. Эти были более хрустящие и такие сочные. Это вкус Америки, вкус родины.

– Джон говорит, что это яблоки из его родного штата Огайо, – пояснила Мод.

– Яблочные сады у нас расположены по всему Среднему Западу, – прокомментировала я, – потому что Джонни Яблочное Семечко[176] после революции прошел там, сажая семена яблок.

– Великая страна Америка, – подал голос отец Кевин. – После Французской революции – гильотины. После вашей – яблони.

– Да уж, – согласилась я.

Воображаемый коттедж, где мы жили вместе с Питером Кили, уже переместился на берег озера в Висконсине. Но от Питера по-прежнему не было вестей.

– Мы пойдем, Мод, – сказал отец Кевин, когда мы доели свои яблоки. – Уже темнеет.

Фонарей на улицах осталось очень мало, и в Париже было пустынно этими декабрьскими вечерами.

Театральность Мод не предполагала объятий и прощальных поцелуев, но тогда она взяла меня за плечи.

– Спасибо вам, Нора, – сказала она.

Мод все же быстро приобняла меня, а потом – и отца Кевина. Думаю, я буду по ней скучать. Возможно, мы с ней больше никогда не увидимся.

Мы были уже почти у двери, когда услышали чьи-то шаги на лестнице.

– Должно быть, консьержка, – высказала предположение Мод. – Никто больше сюда подниматься не может.

С этими словами она открыла дверь.

На пороге стоял британский офицер.

– Я – майор Лэмптон.

– Пришли убедиться, что мы уезжаем? – спросила Мод. – Заверяю вас – так оно и есть.

– Это я и так вижу. Однако я только что получил телеграмму из Лондона, из Военного министерства, – сказал он. – Вы можете выехать в Англию, но в Ирландию ехать вам запрещается.

– Вы ошибаетесь, майор. Вот, взгляните на мои документы.

Мод сунула ему свой паспорт, но он даже не взглянул на него.

– Все это аннулируется, – небрежно бросил он.

– Но они не могут… – начала Мод.

Однако майор перебил ее:

– Мы находимся в состоянии войны. В Ирландии введено военное положение, а вы представляете угрозу для национальной безопасности.

– Я? Но я ведь ничего такого не сделала. Вы отпустили своих пленников, арестованных после восстания. Констанция Маркевич сейчас на свободе, а она ведь командовала отрядом, участвовавшим в боях, – привела свои доводы Мод.

– Военное министерство не может руководить действиями политиков. К сожалению, – добавил он.

Я вспомнила, как Генри Уилсон жаловался на политиков, которых он называл «деятелями в женских платьях».