Ирландское сердце - Мэри Пэт Келли (2015)

– Ничего не имею против мужчин, – как-то сказала она мне, – но этот дым! Накурят так, что руки вытянутой не видно. Иногда я тревожусь, что маленький Эдди дышит все этим дымом, но Эд говорит, что со временем он привыкнет.

У них рос славный крепкий сынишка, ему уже исполнилось два года. Рыжеволосый, как мы с Эдом. Теперь нас таких трое.

Генриетта не прекращала спрашивать жену Эда, почему они остаются в Брайтон-парке.

– Эд ведь разбогател. Вы вполне могли бы перебраться куда-нибудь на авеню.

На это Мэри Рошэ отвечала ей:

– Но тут у него база.

Эд уже не рвался в городскую власть. Шесть или семь лет назад он попробовал баллотироваться на выборах как доверенное лицо от Санитарной службы. Но в тот год победили республиканцы, и он много потерял.

– Лучше уж выбирать кандидата, чем самому быть кандидатом, – сказал мне тогда Эд, и я подумала, что он, наверное, процитировал своего приятеля Пата Нэша, с которым я пару раз встречалась у Эда и Мэри дома.

Постарше Эда, высокий и спокойный, Пат, безусловно, человек компетентный и знающий. Он разделяет мечту Эда превратить Чикаго в один из величайших городов мира. Причем Пат действительно это может – ему принадлежит большая строительная компания.

Октябрь, 1911

Однажды в октябре, где-то через месяц после той воскресной прогулки, ко мне в студию в «Уорд» пришла Мейм. Для нее это было необычно. У нее был свой кабинет в другом крыле здания. Когда я заглядывала к ней поболтать, она лишь опускала голову, и ее пальцы начинали еще быстрее порхать над клавишами большой черной пишущей машинки. Она казалась мне гигантским насекомым, выбрасывающим вперед свои длинные тонкие лапки, которые оставляли на бумаге следы в виде вереницы слов. Мне приходилось по три раза окликать Мейм, прежде чем она поднимала на меня глаза. Эта ее машинка выглядела какой-то зачарованной. И неестественной. Одно дело, когда берешь в руки карандаш и сам пишешь буквы – это как-то по-человечески. Но передавать эту власть машине… Тем не менее Мейм была очень привязана к своей машинке и никогда не оставляла ее, чтобы пошататься по коридорам.

«Так что же она тут делает?» – думала я, пока Мейм стояла в дверях моей мастерской, где кипела работа.

Теперь выкройками у нас занимались уже пять женщин, а еще три шили образцы одежды на швейных машинках. Они были привязаны к этим хитроумным приспособлениям так же, как Мейм к своему инструменту. И испуганно вздрагивали, когда я трогала их за плечи, чтобы что-то спросить. И все-таки моя студия была очень приятным местом. Пока мы укладывались в сроки, никто меня здесь не беспокоил. Мистер Бартлетт продвинулся в «Монтгомери Уорд» высоко вверх по служебной лестнице – теперь он был вице-президентом компании. В том числе и благодаря успеху наших дамских нарядов.

– Нони, – сказала Мейм, – выйдем в коридор.

– О боже, что стряслось? У Розы снова выкидыш? – в ужасе прошептала я.

– Нет, нет.

Я пошла за ней к пожарной лестнице.

– Что?

– У меня хорошие новости, Нони, даже замечательные. Я выхожу замуж.

– Замуж? Господи, Мейм! Это тот самый парень, у которого обязательства перед родственниками? Держу пари, это Джерри Кехо. У него только что умерла мать, так что теперь…

– Нет, это не Джерри, Нони.

– Тогда кто же? Хорошая же ты подруга, если держишь в тайне такие вещи!

– Но я обещала никому ничего не говорить, Нони, пока не придет время. Чтобы избежать пересудов.

– И все же…

Мейм подняла палец, прерывая меня.

– Все рассказать, Нони, – это не всегда лучший выход. Я ведь не терзала тебя расспросами о твоей жизни? Мы с тобой больше не девочки-подружки. Мне всегда нравилось место в Библии, где Иисус говорит: «Не судите, да не судимы будете».

«Она все знает, – подумала я. – О господи, ей все известно!»

Но Мейм лишь улыбнулась и сказала:

– Надеюсь, ты уже догадалась, Нони. Это Майк. Я выхожу за Майка.