Вокруг пальца - Йон Колфер (2013)

– Значит, помощь тебе не нужна?

– Ага, помощь нужна, полюбуйся на меня. И я ее получу – может, через пару лет. Сперва мне надо еще погулять.

Эвелин чешет сухую кожу под глазом и тут вдруг замечает, что мы куда-то едем.

– Дэн, куда ты меня везешь?

– Домой, – отвечаю я, сворачивая направо, на Сентрал-Парк-Саут.

Я ожидаю, что Эвелин взбеленится, начнет вопить и метаться на сиденье, клясть память отца и твердить, что лучше умрет, чем переступит порог этих треклятых апартаментов, где ее жизнь была ледяным адом на земле. Но Эвелин лишь содрогается, будто проглотила свою первую в жизни устрицу, и говорит:

– Ага, пожалуй.

– Ты не против того, чтобы вернуться?

– Не, пора уж. Эдит – ничего. А спиртное у них там хорошее. Я слыхала всякое, Дэн. Истории о богатых алкашах, делающих полное переливание крови раз в год. Они могут функционировать, Дэнни. Управляют банками и все такое.

Наверное, некоторые из этих функционирующих банкиров в последние пару лет пили денатурат, думаю я.

– Так чего ж ты сбежала?

Эвелин закашливается на полминуты, прежде чем ответить.

– Сбежала? Наверное, по глупости. Бедная богатая девочка, правда? Я думала, я знаю жизнь… ну, не знаю.

Я киваю на это. Я с дюжину раз видел, как разыгрывается эта прискорбная история: богатый ребенок воображает себя крутым, так что живет пару лет на кредитную карту, потом кончает с побитыми конечностями и провалами в памяти. И если переживет дешевый самогон, бежит обратно в пентхауз быстрее, чем успеешь сказать delirium tremens – самое смешное, известная также как ирландская джига.

Когда заболевания, связанные с алкоголем, начинают называть в честь страны, понимаешь, что дела ее и вправду плохи.

– Честно говоря, Дэн, – Эвелин утирает нос рукавом, – я не помню, чего ушла. Ничего конкретного. Разозлилась на папу за что-то. Что-то важное.

Мы застряли позади конного экипажа, набитого туристами и направляющегося в парк. Меня всегда удивляет, как это люди могут жить нормальной жизнью, когда не более чем в десятке футов от них решаются вопросы жизни и смерти. Помню, видел в Ливане ребятишек, играющих в минометный обстрел шрапнелью от настоящих артиллерийских мин на минном поле, в качестве крови понарошку использующих кровь настоящих трупов.

Лады. Может, в конце я и перегнул чуток.

– Эдит за тобой приглядит, – обещаю я Эвелин. – Пора тебе остепениться.

– Завтра, – отзывается та с искрящимися глазами. – Сперва мне нужно сделать пару глотков чего-нибудь хорошего. Может, покемарить несколько часов. А завтра отправлюсь в клинику.

Меня это вполне устраивает.

– Ладно. Завтра.

Эвелин хмыкает, и от десятилетий виски и курева звучит это так, будто она восьмидесятилетняя старушка с эмфиземой.

– Ты знаешь, что Эдит моложе меня на пять лет с хвостиком? Моя собственная мачеха. Хотелось бы мне, чтоб она была сучкой. Правда хотелось бы; тогда, знаешь ли, мне хоть было бы кого винить, кроме себя. Но Эдит клевая. Мы никогда не устраивали семейных обнимашек, но она в порядке. Пару раз вносила за меня залог…

Крайне благодетельный поступок в глазах алкаша: залог за освобождение из обезьянника-вытрезвителя.

Вдруг мои глаза оказываются на мокром месте, и сантименты сбивают мою лазерную фокусировку. В последнее время такое случается со мной все чаще и чаще; на поверхность всплывает детское воспоминание, и я раскисаю. Помню, еще в Дублине мы с Эвелин прятались на крыше гаража. Она учила меня сворачивать сигарету, ведь подобное умение должно иметься в арсенале каждого подростка, а я думал, как она похожа на маму, а я всегда хотел жениться на маме, но, может быть, вместо того смогу жениться на Эвелин. Поэтому я ей так и сказал, что мы должны пожениться, и она ответила: «Разумеется, Дэнни. Мы можем пожениться, но ты должен обращаться с моими сиськами полегче, ладно?»