Плач - Кристофер Джон Сэнсом (2014)

– Запечатай ее в конторе, – велел я Джеку. – Они любят, когда стоит печать. Но ради Бога, поспеши!

– Постараюсь, – ответил он, но его тон не внушал надежды.

Тюремщик снова открыл дверь и коротко сказал:

– Время истекло.

Барак и Джозефина вышли вместе с Этельредой. Жена Филипа плакала, и моя служанка, хотя и сама вся дрожала, поддерживала ее под руку. Дверь снова захлопнулась.

* * *

Я сидел рядом с Филипом на его кровати и смотрел на его клиента. Меня пугало состояние Эдварда: я не знал, что он может выдать перед Советом. Теперь он сидел, понурив голову. Я шепнул своему коллеге:

– Он сказал вам, что убил отчима?

Коулсвин печально кивнул. Однако Коттерстоук услышал меня и поднял голову по-прежнему с выражением безысходности.

– Да, я убил его, человека, который был ни в чем не виноват, и за это я должен держать ответ перед Богом. Я скрывал правду от себя самого и от мира в течение сорока лет, обвинял во всем Изабель, но теперь тайна раскрыта, и я должен держать ответ вместе с ней. Где-то в глубине души я всегда знал, что мне придется за все ответить.

– А что произошло, мастер Коттерстоук, столько лет назад? – спросил я его.

Он помолчал, а потом тихо проговорил:

– Наш отец был добрым человеком. Мы с Изабель вечно ссорились, нашу мать это просто раздражало, но наш дорогой отец всегда улаживал наши ссоры, приводил нас в чувство. Он был для нас скалой. Когда он умер, мы страшно горевали, Изабель и я. – Эдвард повесил голову и замолк.

– А потом ваша мать снова вышла замуж? – поощрил его я.

– Да, когда наш отец не пролежал в могиле и года. – Теперь в его голосе я расслышал оттенок старой обиды. – А еще через несколько месяцев ее живот раздулся от нового ребенка. Она лебезила перед Питером Коттерстоуком, а на нас с Изабель не обращала никакого внимания. Как мы ненавидели его! – Он посмотрел на меня. – У вас есть братья или сестры, сэр?

– Нет, но я видел семьи, разбитые ненавистью. Слишком часто.

Эдвард печально покачал головой:

– Дети – их души способны на такую низость, такую подлость… Мы не сомневались, что Питер Коттерстоук отдаст все своему родному ребенку, а нас лишит наследства. Хотя у нас не было никаких свидетельств этого. – Он покачал головой. – Мы начали с мелких пакостей – крали его вещи и уничтожали их. Иногда это придумывал я, иногда Изабель… Мы все больше наглели: сожгли в поле книгу, которая была ему дорога, и плясали вокруг маленького костра, бросая в него листы один за другим. Мы были порочны, порочны…

– Вы были просто детьми, – сказал я.

Коттерстоук понуро посмотрел на меня:

– Мы пытались отравить его. Не убить, тогда еще нет, а просто чтобы он заболел и помучился. И он заболел, серьезно заболел. Мы думали, нас разоблачат, но он никогда нас не подозревал. – Он горестно покачал головой.

А мать подозревала, подумал я, и следила за мужем. Но недостаточно внимательно.

Эдвард же продолжил своим монотонным голосом без всякого выражения:

– Мы с Изабель всегда носили перед ним маску нежной детскости, и он не мог заглянуть за нее. Мы хихикали над его наивностью. А потом у Изабель возникла мысль его убить. Чтобы спасти наше наследство и отомстить. За то, что обобрал нас, как мы убеждали себя. – Коттерстоук закрыл глаза. – И за то, что это был не наш дорогой отец, которого никто не мог заменить.

По морщинистой щеке Эдварда скатилась слеза. Я подумал, что в том доме не осталось никакого напоминания об их настоящем отце, кроме той картины на стене, не осталось никого, кому брат и сестра могли бы довериться, с кем могли бы поговорить. Некоторые дети заводят друзей среди слуг, но я догадывался, что и Эдвард, и Изабель были не из таких. Они медленно, но верно доводили друг друга до своего рода безумия.

А Коттерстоук все говорил: