Плач - Кристофер Джон Сэнсом (2014)

– Я предпочел уничтожить их, – ответил я. – Указ объявлял только, что запрещается хранить книги из списка после истечения срока амнистии. И я не хранил их после этой даты.

Ризли посмотрел на меня.

– Сожжение книг вместо передачи их определенно говорит, что вы не хотели показывать властям ваши воззрения.

– Это чисто ваше предположение, – возразил я. – Меня не извещали, что будет вестись список тех, кто сдает книги.

Пэджет натянуто улыбнулся. Он тоже был юристом и оценил мое замечание, хотя Гардинер саркастически пробурчал:

– Юридическое крючкотворство.

Он по-прежнему гневно смотрел на меня, и я подумал: откуда эта свирепая агрессия? Неужели он все еще ищет шанс, пусть и отдаленный, найти еретика, связанного с королевой?

Лорд Хартфорд снова наклонился над столом.

– Нет, милорд, это не крючкотворство. Это законность.

Уильям Парр решительно закивал:

– Законность.

Я посмотрел вдоль всего ряда сидевших за столом людей: враги слева от Пэджета, друзья – я надеялся, что это так, – справа. Сам Уильям Пэджет, оставаясь непроницаемым, сказал:

– Думаю, мастер Шардлейк имел на это право. А нам пора обратиться к главному вопросу. – Он порылся в ворохе бумаг и, достав несколько листов, через стол протянул каждому из нас по три. Его жесткие немигающие глаза на мгновение встретились с моими. – У членов Совета есть копии этих писем. Они касаются жалобы бывшей клиентки мастера Шардлейка Изабель Слэннинг, сестры присутствующего здесь мастера Коттерстоука. Сегодня мы вызвали ее как свидетеля. – Он обернулся к страже: – Введите ее.

Один из стражников вышел. Лицо Эдварда дернулось с жутким, мучительным видом. Гардинер, сочтя это за чувство вины, обменялся с Ризли волчьей улыбкой.

Я посмотрел на листы бумаги. Это были копии трех писем. Первой была копия изначальной жалобы Роуленду, в которой Изабель обвиняла меня в сговоре с Эдвардом и Филипом, чтобы развалить ее дело, второй – ответ от Роуленда, краткий и резкий, как я и ожидал, утверждающий, что нет никаких свидетельств подобного сговора, и предупреждение, что бездоказательные обвинения являются клеветой.

Опасность таилась в третьем письме, ответе Изабель. Судя по дате, она написала его неделю назад, и, по ее меркам, оно было коротким.

Мастер казначей,

Я получила Ваше письмо, заявляющее, что мои утверждения о сговоре между мастером Шардлейком, мастером Коулсвином и моим братом, чтобы отклонить мои справедливые требования, безосновательны. Напротив, они совершенно справедливы, и ересь этих людей очевидна и явна. Мастер Шардлейк, прощаясь с мастером Коулсвином после ужина в его доме, сказал, и я слышала это, что единственный путь к спасению лежит через молитву и Библию, а не через мессу. Я посылаю копию этого письма в Тайный совет Его Величества, чтобы ересь этих людей была расследована.

Значит, вот почему Роуленд избегал меня – не хотел связываться с делами о ереси. Меня обеспокоило, что Изабель подслушала слова Коулсвина в тот вечер, когда мы ужинали. И все же она запамятовала или намеренно исказила то, что было на самом деле: в тот вечер Филип заклинал меня молиться и читать Библию, так как это единственный верный путь к спасению. Я же ничего ему не ответил, и никто из нас не упоминал мессу. Сказанное Филипом относило его к радикальным реформаторам, но не к еретикам, так же как и королеву, насколько я мог судить из рассказанного мне про содержание «Стенания». Выражать такие взгляды было рискованно, но это не было противозаконным. Я нахмурился. Служба Пэджета, должно быть, ежемесячно получала дюжины таких писем, написанных из злобы поссорившимися членами семьи, бывшими любовниками или торговыми конкурентами. В лучшем случае обвинителя допросил бы официальный представитель Совета. Зачем такой вздор вынесли сюда?