Дочь Сталина - Розмари Салливан (2015)

Разоблачение сталинских преступлений имело эффект разорвавшейся бомбы. Тот, кого называли «творцом счастливой жизни», «спасителем русских людей», «гением рода человеческого» оказался безжалостным и жестоким политиком, который безнаказанно совершал ужасные преступления.

Оглядываясь на свое поколение, Константин Симонов писал:

Если честно, то мы не могли простить не только Сталина. Мы не могли простить всех, в том числе, и себя… Может быть, мы не делали ничего плохого, по крайней мере, на первый взгляд, но плохо было то, к чему мы привыкли… То, что сейчас кажется немыслимым и ужасным, тогда стало каким-то вариантом нормы, казалось почти привычным.

Мы жили посреди всего этого как глухие, не слыша стенаний, раздающихся со всех сторон, не замечая, как людей расстреливают и убивают, как они исчезают.

Симонов признает, что долгое время жил двойной жизнью, зная обо всем и одновременно отказываясь знать, «частично из-за трусости, частично из-за глупых попыток убедить себя, частично сдерживая себя и частично не желая даже думать о некоторых вещах».

После марта 1956 года демонстрациякульта личности Сталина в стране постепенно началаи исчезать. Его портреты в музее революции сняли. Географические объекты, названные в честь Сталина, которые Светлана когда-то переписывала в тетрадку, переименовывали: завод ЗИС стал называться ЗИЛ, пик Сталина на Памире – пиком Коммунизма и даже Сталинград какое-то время спустя стал Волгоградом.

Некоторые друзья Светланы отвернулись от нее, но другие, наоборот, чувствовали к ней симпатию. Новая жена Каплера Юлия подумала, что Светлана, должно быть, чувствует себя подавленной из-за того, что с ней никто не хочет общаться. Тогда Каплер позвонил ей и пригласил в гости. Светлана с радостью приняла это приглашение.

1956 год был очень трудным для Светланы. Актриса Кира Головко вспоминала, как встретила ее в гостях у общих знакомых. Она была «еще более закрытая и зажатая, чем двенадцать лет назад. Выглядела она ужасно и была очень странно одета». Кира играла в какой-то пьесе во МХАТе, и кто-то предложил, что надо всем собраться и пойти на нее посмотреть. Светлана сказала «тихим голосом, в котором явно слышался испуг: «Я не хожу никуда, кроме Консерватории». Кира неожиданно поняла, что в той пьесе есть несколько намеков на культ личности Сталина. В комнате повисла тишина. Светлана сказала, что ей уже пора, и быстро ушла.

В начале 1956 года Светлана начала работать младшим научным сотрудником в Институте мировой литературы имени Горького. Работников института заранее предупредили, что у них будет работать дочь Сталина. «Не поднимайте никакой шумихи, – сказали им. – Относитесь к ней обычно, как ко всем остальным людям». В коридорах и аудиториях института все еще висели портреты Сталина. Когда Светлана неосторожно села под одним из таких портретов, какой-то студент грубо заметил: «Как вы думаете, она похожа на отца? Ну да, чем-то напоминает!»

Один из коллег Светланы по институту имени Горького, Александр Ушаков, был немного знаком с ней, когда она училась в аспирантуре Академии общественных наук. Это было в первые дни «оттепели», когда студенты возбужденно обсуждали проблемы свободомыслия. Ушаков опоздал на общее собрание в Академии. Зал был полон, все места заняты, и вдруг он заметил женщину, которая сидела одна, около нее был свободный стул. Он сел рядом, и они обменялись несколькими словами. Во время перерыва к нему подошел приятель и спросил:

– Ты что, знаешь дочь Сталина?

– Какую еще дочь Сталина?

– Так ты сейчас сидишь рядом с дочерью Сталина!

Когда они снова встретились в Горьковском институте, Ушаков спросил Светлану, помнит ли она его. Он, в свою очередь, запомнил, что она тогда была одета в ярко-зеленое платье. Она ответила: «Я помню зеленое платье, а вас не помню». Они оба рассмеялись. Понемногу Светлана, как выразился Ушаков, возвращалась к жизни. Но он вспоминал ее как очень «скованного человека»: