Двенадцать детей Парижа - Тим Уиллокс (2013)

– Мне ты уже всё доказал, – продолжал мальтийский рыцарь. – Если ты не доказал это себе, значит, вся твоя затея провалилась и ты еще ребенок. Тебе решать. Все, что нужно твоей матери, – знать, что ты жив. Поэтому я прошу тебя, как мужчина мужчину, избавь ее от твоей вины, твоей истины, твоих метафизических терзаний и прочих помоев, которыми ты питался последнее время.

Кивнув, молодой человек сунул шарф под повязку на руке.

– Я выиграл время, которое вам не нужно, – повторил он слова отчима.

– Нам не было нужно время, чтобы уйти. Но я благодарен тебе за каждую минуту, – заверил его Матиас.

Орланду не понял. Он не представлял, что его возвращение значит для Карлы. Но подобное невежество – врожденное право сыновей, а некоторая глупость – привилегия юности.

– И за Доминика тоже, если это его голова, – добавил госпитальер.

Людовичи достал из повязки нож и срезал с рукава обе ленты, красную и белую.

– Это было самое мерзкое из всего, что я когда-либо делал, – пробормотал он.

– Рад слышать.

– Карла этого не услышит.

Тангейзер похлопал его по спине и отступил. Орланду проскользнул мимо него.

– Скажи Гриманду, чтобы рвал заграждение, – сказал ему вслед иоаннит.

Он хотел предупредить пасынка, чтобы тот не упал в воду, но вовремя прикусил язык – для мальтийца, даже серьезно раненного, это было бы оскорблением. Так что рыцарь просто смотрел, как юноша пробирается между трупами и прыгает в третий плашкоут. Внезапно госпитальер с удивлением обнаружил, что сам измотан до предела и раздражен, хотя считал последнее привилегией возраста. Он повернулся к причалу.

«Пилигримы» не могли слышать их разговор, однако Тангейзер заметил растущее удивление в их рядах. Теперь, когда исход дела был решен и к их унижению могли прибавиться измена, обман и издевательства, ополченцы пришли в ярость. Поток проклятий и оскорблений звучал более искренне, чем прежде, но иоаннит не видел ни одного, кто хотел бы умереть, когда приближалось время отправляться в теплую постель.

Он спросил себя, почему жизнь заставила его иметь дело с такими свиньями, но не успел найти ответа. По берегу разнесся вопль. Этот душераздирающий крик тронул бы даже Матиаса, если бы не вырвался из глотки Гарнье. Значит, стрела попала ему в кишки, а не в мышцы с костями. Ее наконечник, наточенный Алтаном, резал внутренности капитана при каждом его движении или вдохе. Спустя мгновение Бернар снова закричал.

– Ради крови святого Иакова! – воскликнул кто-то рядом с ним.

Тангейзер подумал, что кто-то молится о чуде. Но, увидев склонившуюся к Гарнье фигуру, понял, что ошибся. Человек выпрямился. Это был лейтенант Бонне. После того как Матиас покинул Нотр-Дам, этот рьяный маленький поганец доставлял ему больше всего неприятностей. Первым побуждением рыцаря было прикончить его, но провоцировать милицию показалось ему неразумным. Госпитальер заколебался и тут же получил подтверждение, что нерешительность до добра не доводит.

– Ради крови святого Иакова! – снова крикнул Бонне. – За Бога и короля!

Толпа взревела, поначалу нестройно. Но призыв был подхвачен.

Мальтийский рыцарь подстрелил лейтенанта, и тот упал на своего командира, умножив его мучения.

Тангейзер отвернулся.

Орланду к тому времени уже перебрался через борт ялика.

Гриманд обеими руками держал алебарду. Малан что-то кричала ему.

– Паскаль! – позвал ее Матиас.

Девушка умолкла и посмотрела на своего учителя. Тот указал ей на ялик.

Потом он снова повернулся к толпе.