Король холопов - Юзеф Игнаций Крашевский (1881)

Самого Топорчика он редко видел, много о нем слышал, знал его хорошо, но избегал встречи с ним и умел жить в согласии с его служащими.

Вообще хотя он и смело говорил и никому спуска не давал, он избегал ссор и судов и не любил судей.

Хозяйство его было в лучшем состоянии, чем у других, у него было много домашнего скота, а так как на рынке все быстро и легко продавалось, то у Вядуха водились деньги, несмотря на то, что приходилось платить Неорже, подкупать чиновников, уплачивать костелу десятинный сбор.

Так как он сам был очень трудолюбив и мастер на все руки, то он и детям не позволял быть праздными. Сын должен был его постоянно сопровождать, и если он его посылал одного в город, то отец приказывал ему не терять времени и быстро возвратиться обратно; дочка пряла, ткала, шила и помогала матери. Он не мог жаловаться на детей; они были у него удачные. Цярах был дельный малый, а Богна, хоть ростом и обиженная, совсем похожая на ребенка, была красива, жизнерадостна и трудолюбива.

Однажды вечером (дело происходило осенью) Вядух, возвратившись с поля, вместе с батраком и сыном, остановился возле своей хаты, на пороге которой его сопровождала Гарусьница, начавшая его в чем-то упрекать; в то время на дороге появился человек на вид лет тридцати с лишним, скорее молодой, чем старый, ведший под уздцы хромую лошадь.

Он был одет, как обыкновенно одевались зажиточные дворяне, очень опрятно, и по костюму видно было, что он возвращается с охоты.

Вид у него был усталый, а так как конь еле двигал ногами, то он остановился у ворот, присматриваясь к хате, как бы раздумывая о том, может ли он здесь найти временный приют.

Старый Вядух, Цярах, батрак Вонж и Гарусьница – все повернулись в сторону путника, разглядывая его с любопытством.

Лицо, хоть и барское, очень понравилось Лексе, который никогда не торопился подойти к тому, кто на первый взгляд ему не нравился.

– Гей! Я голоден и устал, – произнес стоявший за забором, – не дадите ли вы мне поесть и немного отдохнуть? Я вам хорошо заплачу…

Вядух подошел к нему с приветствием, согласно обычаям, но по-своему, без излишней униженности. Мужик был в хорошем расположении духа.

– И без платы, – произнес он, – я не прогоню голодного от своего порога. Но, сударь мой, как я это вижу по вашему лицу и по вашей одежде, вы не привыкли отдыхать в дымной хате и есть деревянной ложкой из глиняной миски.

– О, – добродушно рассмеялся стоявший по ту сторону забора, – голод – не тетка, и голодный не рассматривает качество посуды, а уставший рад чердаку и всякому ложу.

Вядух обратился к старой Гарусьнице.

– Ну, жена! – произнес он, – не осрамиться бы тебе! Есть у тебя чем накормить такого пана?

Насколько Вядух скрывал свою зажиточность, настолько Гарусьница любила ее выставлять напоказ. К тому же она часто старалась поступать ему наперекор.

– Но, но, – произнесла она, – не черни собственного хозяйства… Я не осрамилась бы, даже если б сам Неоржа неожиданно пришел бы к нам к ужину.

Услышав название Неоржи, путник спросил:

– Неоржа! А откуда вы его знаете?

– Как же мне его не знать, – возразил Вядух, – ведь он упорно называет себя моим паном, хотя я этого не признаю, потому что я свободный крестьянин; однако бороться с ним мне тяжело.

Говоря это, старик раскрыл ворота, и путешественник вошел во двор, ведя за собой хромавшую лошадь. Цярах тотчас же принял коня, потому что ему жаль было прекрасной лошади, подобной которой он еще никогда не видел; приподняв больную ногу, он начал ее разглядывать. После короткого осмотра он искусно, без всякого инструмента, вынул из ноги острый шип и радостно воскликнул:

– Ничего с ней не станется, придется лишь жиром замазать.

Путник с любопытством присматривавшийся к этой операции, радостно воскликнул:

– Большое вам спасибо! Я очень люблю эту лошадь и мне не хотелось бы видеть ее калекой.