Вторая гробница - Филипп Ванденберг (2001)

Чемберс, расстроенный, кивнул.

– Я вам не нравлюсь, мисс Джонс, – сказал он, потупив взгляд.

– Чарльз! – Голос Сары звучал строга – Пожалуйста» не делайте из этого проблему. Вы мне очень симпатичны, Чарльз, Но между симпатией и любовью есть разница. Вы уверены, что любите меня, а не просто симпатизируете? Мне думается, что больше всего на свете вы любите музыку. Это нормально, но идеальным условием для женитьбы быть не может. Все браки с музыкантами заканчиваются катастрофой. Если человеку нечего любить, нужно любить то, что есть. Вы на меня сердитесь, Чарльз?

Чемберс не ответил и лишь молча покачал головой.

Тогда Сара подошла к нему, посмотрела в его блестящие глаза и обняла.

Подглядывать в замочную скважину было не в стиле Говарда. Он ни разу этого не делал, даже когда был ребенком. В любом случае он не помнил за собой такого. Но вчерашние переживания настолько задели его, что теперь, когда Картер снова пришел, чтобы взять ключ от кабинета барона, он сначала прильнул к замочной скважине, ибо не желал попасть впросак.

Он не поверил своим глазам. Как он и предполагал, там был этот музыкантишка, да еще и в объятиях мисс Джонс. Хотя Говард уже мысленно отрекся от этой беспутной женщины, сцена его разозлила. Он был взбешен, потому что в тот момент завидовал Чемберсу. Он забарабанил в дверь кулаком и закричал:

– Мисс Джонс, я не хочу вам мешать, но мне нужен ключ, чтобы я мог продолжить свою работу!

Сразу после этого дверь распахнулась и Сара Джонс протянула Говарду ключ. Картер молча взял его и ушел.

Как обычно, он заперся в библиотеке. Он уже привык к рутинной работе и, отодвинув книжные полки, вошел в кабинет барона.

Из-за жаркой погоды в этот день Говард не горел желанием копаться в книгах и делать записи. Он окинул взглядом комнату, присел на громадный стул у письменного стола и принялся осматривать груды вещей, которые барон фон Шелль накопил за долгие годы жизни. Большинство таких произведений искусства, как африканские маски или черепки времен римской империи, нравились Говарду меньше, чем египетские сосуды и статуэтки. Но снова и снова его взгляд останавливался на белоснежной мраморной статуе Афродиты. Он восхищался идеальными пропорциями греческой богини.

В конце концов он взял лист бумаги, карандаш и начал рисовать мраморную статую. К его удивлению, картина получилась очень живой, будто перед ним сидела настоящая натурщица, фантазия внесла свою лепту, и вскоре у Говарда получилась его идеальная картина. Об этой женщине он грезил бесчисленное количество раз, но не о той, которую изображала скульптура. О другой, волнующей чувственной наготой, полными грудями и лицом мисс Джонс. Ах, как часто Картер изучал ее лицо! Ему знакома была каждая мелочь, каждый волосок ее прически, ее густые, выгнутые дугой брови, длинные ресницы и загадочные темные глаза с едва различимыми зрачками. Слева над верхней губой была крошечная ро'динка, которая слегка шевелилась при разговоре. Но самых больших умений художника требовали губы Сары: посередине они были полными и чувственными, как вишня, и сужались к уголкам рта.

Говард испугался, когда в дверь библиотеки трижды постучали, – это был знакомый сигнал.

– Ну как, справляешься с работой? – спросила мисс Джонс, наблюдая за Картером, вновь запирающим дверь библиотеки. – Идет помаленьку, спасибо, что спросили, – угрюмо ответил Говард. В глубине души он уже решил, что бросит архивную работу. Он хотел лишь выбрать удачный момент, чтобы сообщить об этом Саре. Пусть этим занимается Чемберс или еще кто-нибудь!

Сара Джонс была в хорошем настроении, что вызывало у Говарда еще большее неприятие. Сара заметила рисунок, который Картер оставил на письменном столе, и, прежде чем Говард успел убрать листок, взяла его. Говард почувствовал, как кровь ударила ему в голову, он отчаянно подыскивал объяснение или отговорку, но Сара не оставила для этого времени.