Европа. Борьба за господство - Брендан Симмс (2013)

Для большинства населения Запада поражение русских явилось результатом политической отсталости России. Япония к тому времени «наслаждалась благами» конституционного правления, которого в империи не было и в помине; победа Японии поэтому воспринималась как доказательство превосходства западных ценностей и предвещала торжество цивилизации и надлежащего управления во всем мире. Рузвельт писал в разгар войны, в июле 1904 года, что японцы – «замечательный и цивилизованный народ, который вправе рассчитывать на абсолютное равенство со всеми другими народами цивилизованного мира».[807] От России же он не ждал ничего хорошего, «пока ее народ не встанет на путь порядка и свободы, гражданских свобод и осмысленного самоуправления». В самой России критики самодержавия придерживались того же мнения. Политика восточной экспансии всегда вызывала разногласия среди широкой общественности, особенно когда она заставляла забывать о «естественной» сфере интересов империи на Балканах.[808] По мере поступления дурных новостей с фронта общественное негодование усиливалось. В июле 1904 года был убит министр внутренних дел Плеве. В ноябре 1904-го раздавались призывы к массовым протестам – отсылка, причем сознательная, к парижским бунтам 1848 года – и к выступлениям против самодержавия; в январе 1905 года вспыхнула революция. В следующем месяце царь наконец согласился созвать совещательный орган – Думу. Этот парламент избирался по «урезанным», ограниченным принципам и не соответствовал ожиданиям либералов, однако начало было положено. В октябре 1905 года царский манифест гарантировал гражданские свободы – защиту от полицейского произвола, свободу слова, собраний и вероисповедания. Отныне законы полагалось утверждать в Думе. Одновременно государство решило создать более эффективную современную армию на основе призыва.[809] Целью этой программы политической модернизации было обратить энергию российского общества на реализацию крупного проекта – проекта по трансформации международного положения России и подтверждения ее стратегических интересов.

Глобальная политика России потерпела крах в Маньчжурии и при Цусиме; тем временем Великобритания и Франция с тревогой наблюдали за тем, как продолжает укрепляться Германия. Ускорение англо-германской гонки морских вооружений было симптомом, а не основной причиной антагонизма, который убеждал Лондон в том, что кайзер стремится нарушить европейский баланс сил.[810] Независимо от того, сколько кораблей немцы могли построить за короткий период, традиционная аксиома британской стратегии гласила, что Королевский флот никогда не сможет остановить врага, который контролирует большую часть ресурсов континента. Более того, предполагалось, что поражение России на Дальнем Востоке сделает ее зависимой от Германии и, возможно, даже принудит к альянсу с кайзером. Итогом этих опасений стало заключение в апреле 1904 года «Сердечного союза» (Entente Cordiale) между Великобританией и Францией. Это была, скорее, декларация о намерениях, а не военный союз, и условия предусматривали фактически очередную колониальную сделку: Марокко доставалось Франции, а Париж наконец-то отказывался от притязаний на Египет. Никакого реального военного сотрудничества между армиями двух государств не предполагалось, еще менее конкретными были планы войны против Германии (к чему будто бы обязывал франко-русский союз). Французы благоразумно не стали на этом настаивать, поскольку преследовали цель «затянуть» британцев глубже за счет принятия моральных обязательств по континентальной вовлеченности.[811] Для Великобритании надежда на поддержку Франции в сдерживании России по-прежнему играла важную роль. Так или иначе, сигнал был ясен: пусть Великобритания и Франция пока не поклялись совместно противостоять Германии, их новая дружба имела принципиальное значение для европейского баланса сил в целом и для Германии в частности.[812]