Тайна имения Велл - Кэтрин Чантер (2015)

Бесконечный проход между рядами был моим и только моим. Марк и Энджи вошли первыми, рука об руку, и уже сели на скамью. Полуповернутые в мою сторону лица незнакомцев хмурились и суровели. Приглушенные голоса смолкали, и разговор возобновлялся, только когда я отходила от них. Это было похоже на то, как накатывают на берег и отступают волны. Я подошла к алтарю и уставилась в глаза распятому Иисусу Христу. Потом я нерешительно села на скамью рядом с мужем и дочерью. Что бы ни думали все эти люди, пришедшие на похороны, у нас есть одно общее: все мы неловко себя чувствуем, когда дело доходит до смерти и религии, нам некомфортно. Кто-то украсил простенькую сельскую церковь лилиями, и их аромат смешивался с запахами отсыревших сборников церковных песнопений и полироли под низкие стоны органа. Приехал кое-кто и из бродяг-путешественников. Среди них я заметила Чарли. Если кто-нибудь и способен помочь Энджи снова завязать с наркотиками, подумала я, так это только он. Они привезли с собой своих детей. Девочки были в шерстяных колготках и длинных юбках. В руках – букетики подснежников. Мальчикам в джинсах трудно было усидеть спокойно на месте. Хенни подошел к Энджи и сказал, что он принес с собой фотографию велосипеда Люсьена. Мальчик попросил разрешения положить это фото на гроб друга. Люсьену понравилось бы иметь фотографию своего Голубого Крейсера. Энджи кивнула, поцеловала Хенни в лоб и сказала, что с его стороны это очень мило и она, конечно же, разрешает. И вот священник, и все пришедшие на похороны Люсьена, и полицейские, стоящие у выхода из церкви, и женщина, которая прошла тщательную проверку, прежде чем ей позволили играть на похоронах на органе, и я, и Марк, и Энджи – все мы смотрели, как Хенни идет по проходу в своих поскрипывающих кроссовках и прикрепляет фотографию велосипеда к крышке гроба.

Гробик был маленьким, до невозможности маленьким.

Пели гимны. Понятия не имею, кто их выбирал. «Господь надежды, Господь радости, чью веру, как у ребенка, ничто не в силах разрушить…» «Тысяча веков в твоих глазах подобны угасающему вечеру». Встали. «Угас», – шепнул мне Голос. Сели. Встали на колени. Угас, угас, угас… Сели прямо. Мое тело – словно робот. Мой разум – черный экран зараженного вирусом компьютера. Марк поддерживал Энджи, а та все рыдала и рыдала. А я… У меня даже слезинки на глазах не появилось. Я не плакала даже на кладбище при церкви, когда могильщики задействовали механическую лопату, которую принесли накануне, чтобы справиться с сухой, успевшей слежаться землей. Я не плакала, когда опускали гроб. Я не плакала, когда Энджи поцеловала любимую уточку Люсьена и бросила ее в темную могилу. Я не плакала, когда дети бросали туда цветы.

Я и сейчас не плачу.

Не сказав ни слова, Энджи отошла от меня, когда мы выходили с кладбища. Я обернулась, а ее уже не было рядом. Она не оставила мне ни обещаний, ни прощения. Врач и полицейский отвезли меня обратно в Велл. Марк выдержал поминки в здании сельской управы и уехал, чтобы никогда больше сюда не вернуться. Врач был добрым человеком. Он остался со мной, а чуть позже сказал, что будет лучше, если мы сделаем официальное заявление. Врач надеялся, что это положит конец нескончаемой череде тех, кто хотел выразить свои соболезнования.

Заявление?