Двадцать четвертая буква - Том Лоу (2010)

О’Брайен видел, как чуть расширились зрачки помощника маршала, как он сменил позу, заложив большие пальцы за ремень.

– В палату заходил только один человек – священник.

– Отец Каллахан? – спросил Грант.

– Нет, сэр, не тот священник, с которым мы с вами разговаривали. Другой. Я решил, что отец Каллахан не на дежурстве, поскольку больницу обходил другой священник. Хотя он был из той же церкви, из Святого Франциска. Сказал, хочет вознести молитву за Спеллинга.

– Сколько прошло времени между уходом этого человека и звонком детектива Гранта, после которого вы обнаружили Спеллинга мертвым? – спросил О’Брайен.

– Минут двадцать, может, чуть больше или чуть меньше.

– Как выглядел этот священник?

– Примерно моего роста. Черные глаза. Он был в шляпе, поэтому я не видел волос. Наверное, темные, у него была темная бородка.

– Он надел шляпу, чтобы замаскироваться. Возможно, бородка была поддельной. Что-нибудь еще?

– Нет, сэр, – ответил помощник, потом чуть помешкал. – Может, это и ерунда…

– Что именно? – спросил О’Брайен.

– У него было плохо с запястьем. Он сказал, что повредил руку, когда играл в теннис. Попросил меня открыть ему дверь.

– Он не хотел оставлять отпечатков, – бросил О’Брайен. – В конце каждого холла есть камеры видеонаблюдения. Позвоните в охрану. Нам нужно посмотреть, что записала камера. Дэн, пусть они проверят все остальные камеры – приемный покой, парковку, входы и выходы – до и после безвременной кончины Сэма Спеллинга.

Грант повернулся к Глисону:

– Срочно приведите сюда людей из службы безопасности больницы.

– Слушаюсь, сэр.

Грант взглянул на О’Брайена и указал на бумажный пакет.

– В этой сумке, сказал мне Спеллинг, лежат все вещи, которые у него остались. Потом он посмотрел на меня и сказал, это все, что ему нужно. Выглядело так, будто он самый счастливый человек на всей земле. Возможно, остаточные эндорфины от его посмертного переживания и исповеди отцу Каллахану. Спеллинг выглядел как персонаж из того старого фильма… ну, знаешь, с Джимми Стюартом.

– «Эта прекрасная жизнь»[4].

– Он самый.

О’Брайен открыл пакет и высыпал его содержимое на незастеленную кровать. Комплект одежды, выданный Спеллингу Управлением исполнения наказаний, – штаны, синяя рубашка на пуговицах, белые носки и пара черных ботинок на шнуровке. Маленькая коричневая Библия с потрепанными страницами. О’Брайен раскрыл ее. Из Библии выпала выцветшая фотография женщины и маленького мальчика. Женщина на поблекшей картинке держала за руку мальчика, а в другой руке сжимала букет цветов. За их спинами виднелась статуя ангелов и купа деревьев. Похоже, фотографию сделали в парке.

– Отпечатки с вещей из палаты будут к утру, – сказал Грант.

О’Брайен промолчал.

– Шон, когда я положил письмо в пакет, пришли медики с перевязкой и капельницей. В записке – а он ее сложил как следует, будто пытался запечатать – могло быть письменное признание для священника. Поэтому я хотел дождаться, пока он не уснет, а потом зайти и прочитать ее. Видимо, священник зашел и забрал ее.

– Возможно, ее забрал отец Каллахан, но если этот охранник из УИН ее прочитал, ему стала известна личность преступника и все подробности, изложенные Спеллингом. Охранник мог взять письмо, скопировать… мог отдать своему начальству для передачи в полицию… или решил шантажировать преступника, как в самом начале сделал Спеллинг. Возможно, он честный парень, но решил сделать глупость.

– Если так, его вполне можно назвать палачом Спеллинга.

О’Брайен со всех сторон ощупал матрас и выудил из-под кучки собранных простыней и плоской подушки желтый блокнот. О’Брайен приподнял верхний лист за краешек, включил прикроватную лампу и поднес бумагу к свету. Внимательно оглядел обе стороны листа.

– Спеллинг писал на этой бумаге, да?

– Да. Линованный блокнот, тот самый.