Побежденный. Hammered - Кевин Хирн (2011)

Конечно, я был не настолько наивен, чтобы всерьез рассчитывать, что все пройдет легко и без проблем. Просто я не предвидел, какими они могут быть.

Глава 4

Должен признаться, что периодически я подвержен приступам Самодовольства. Это случается с кем угодно, но чаще всего с теми, кто считает себя чрезвычайно умным. Я чувствовал неуклонное приближение очередного приступа по мере того, как сокращалось расстояние до Иггдрасиля, при этом я не видел и не слышал никаких признаков погони или даже тревоги. Благодаря сочетанию неожиданности, быстроты и хитрости я привел весь пантеон в такое замешательство, что они не могли отличить собственные ноги от лютефиска[5]. Мой грандиозный просчет с норнами должен был сбалансировать успех, но я блокировал неприятные мысли, пожелав испытывать Самодовольство.

Примерно в десяти милях от ствола Иггдрасиля, но в милях от корня, ведущего в Ётунхейм, мое Самодовольство превратилось в невнятное «О, дерьмо!». Я считаю, что это настоящий психологический термин; а если нет, то должен им стать.

Вот вам честные и непредвзятые факты: когда человек что-то у кого-то крадет, а потом убегает, первое, что он произносит, когда узнает, что за ним гонятся, – «О, дерьмо!», на том языке, на котором разговаривал в детстве. В такой момент сказать что-нибудь другое практически невозможно. Некоторые британцы, цепляясь за прежние традиции, произнесут сначала: «О, черт!», но после того, как убедятся, что их действительно преследуют, присоединяются к остальному человечеству и говорят: «Дерьмо!»

Если учесть, что я в этот момент был оленем и сжимал губами яблоко, а потому вообще ничего не мог сказать вслух, я двинулся общепринятым маршрутом. Когда я увидел, кто за мной гонится, я мысленно вскричал «О, дерьмо!» и максимально увеличил искривление пространства, и будь проклят Скотти и его двигатели.

Рутинная параноидальная проверка окружающего мира позволила мне обнаружить двух во́ронов, которые меня преследовали и которых не было еще десять минут назад во время моей предыдущей рутинной параноидальной проверки. Из чего следовало, что Один знал, куда я направлялся, и, весьма возможно, приготовился меня перехватить. Я не был уверен, насколько хорошо вóроны меня видели, когда я бежал в темноте под заклинанием невидимости, но, судя по всему, могли определить, где я в данный момент находился. В любом случае, они наверняка ориентировались на стук моих копыт.

Час назад я видел золотой след Гуллинбурсти и темные тучи Тора, возвращавшегося в жилище Фрейра. Они появились в северной части неба, и я сместился на несколько миль к югу, чтобы избежать встречи с ними. Они знали, что норны исчезли и, возможно, что пропал Рататоск; сейчас они двигались по следам, которые я для них оставил, и я точно знал, что они не поджидают меня возле Иггдрасиля.

Однако далекий шепот грома заставил меня рискнуть и оглянуться. Звук наводил на мысль о кавалерии, но на горизонте появилась всего одна лошадь, массивная, высотой с верблюда, не какой-нибудь чистокровной породы, и у нее было восемь ног против привычных нам четырех. Я узнал Слейпнира, скакуна Одина, на спине которого восседал одноглазый бог с копьем в руке. Над горизонтом по воздуху мчались галопом двенадцать крылатых лошадей, и на каждой сидела всадница в доспехах, со щитом и мечом в руках. Это были валькирии, из чего следовало, что я вляпался в дерьмо глубже, чем Марианская впадина. Выбирающие убитых – древнескандинавский аналог Морриган, только в смешных крылатых шлемах, к тому же я не рассчитывал, что они выберут в качестве жертвы Одина.