Побежденный. Hammered - Кевин Хирн (2011)

Я поджал хвост и побежал что есть силы. «Крутая получилась сцена преследования», – возникла у меня маниакальная мысль, пока я, задыхаясь, мчался вперед с яблоком, зажатым в губах. Если бы я захватил айпод, то мог бы загрузить «Полет валькирий» Вагнера в качестве звуковой дорожки. Впрочем, если подумать, унылая музыка вряд ли помогла бы мне прибавить скорости. Возможно, веселее и гораздо более вдохновляющим на подвиги стало бы что-нибудь резкое и совершенно абсурдное, вроде гимна банджо, написанного Джерри Ридом[6] для бутлегерских фильмов семидесятых, вроде «Смоки и бандит»; Óдин и валькирии сыграли бы Смоки, а я легендарного Бандита[7]. К несчастью, Один выглядел несколько более компетентным, чем шериф Бьюфорд Т. Джастис, а я двигался не так, как «Понтиак Файрберд» 1977 года. Грохот копыт Слейпнира становился все громче; он меня нагонял.

Копье Одина, Гунгнир, было магическим, как Мораллтах и Фрагарах. Благодаря рунам, начертанным на его наконечнике, оно всегда попадало в цель, а тот, кто становился мишенью, неизбежно умирал. Такого рода магия обычно работает безошибочно, у меня имелся опыт из первых рук, ведь я не раз использовал Мораллтах и Фрагарах. Оставалось выяснить, какова дальность полета копья. Вполне возможно, что его магия действует следующим образом: Одину достаточно меня обнаружить и сделать небрежный бросок в моем направлении, чтобы руны довели дело до конца. Или он должен находиться на определенном расстоянии для естественного (пусть и божественного) броска, чтобы поразить цель? В такие моменты я жалел, что не обладаю теменным глазом[8].

Зов боевого горна вынудил меня оглянуться. Валькирии не дуют в боевой рог ради развлечения; они поступают так с единственной целью – начать сражение. И я обернулся как раз в тот момент, когда Один, отстававший от меня на четверть мили, приподнялся на стременах и по широкой дуге метнул Гунгнир, цель которого, вне всякого сомнения, совпадала с моим сердцем или мозгом. Одновременно за копьем устремились валькирии, обнажившие мечи и направившие их в мою сторону. Мой амулет из холодного железа выпустил кристаллы льда и задрожал у меня на груди, и я понял, что они мгновение назад решили, что я должен умереть.

Вероятно, мне следовало положиться на амулет, надеясь, что он защитит меня от смертного приговора, но паранойя слишком глубоко укоренилась у меня в мозгу, чтобы отдать мою жизнь на откуп куску металла, когда имелись другие варианты. Что, если амулет не влияет на точность полета копья до тех пор, пока оно не поразит мою ауру? Я не мог допустить, чтобы копье оказалось в нескольких дюймах от моего тела, и только потом пытаться увернуться. Я хотел попробовать кое-что другое.

Моя идея состояла в том, чтобы не только сбить прицел Гунгнира и отменить приговор валькирий, но изменить саму природу цели. Я сделал несколько скачков вправо, чтобы уйти с пути копья, а потом менее чем за секунду совершил сразу три действия: сбросил заклинание невидимости, вернулся в человеческую форму и остановился. Яблоко вылетело из моих человеческих губ, и я поймал его левой рукой. Оно было покрыто слюной оленя, но в остальном не пострадало.

Олень, в которого летел Гунгнир, исчез, и я услышал, как копье просвистело над моей головой и вонзилось в землю примерно в сорока ярдах впереди, вдоль моего прежнего маршрута. Затем я взглянул на своих преследователей – Один и валькирии остановились, чтобы убедиться, что не стали жертвой галлюцинации.